Стивен Прессфилд - Последняя из амазонок

Может, и так, только к моменту принятия решения выбор у народа оставался один.

Остаться и сражаться!

Защищать город!

Дабы придать решению большую убедительность, Тесей потребовал, чтобы результаты голосования определялись не по шуму голосов и даже не поднятием рук. Кончиком скипетра он провёл по площади разделительную черту и повелел сторонникам и противникам обороны перейти на разные стороны. Таким образом, позиция каждого становилась очевидной для всех, и, что не менее важно, никто не мог изменить своё мнение иначе как ценой публичного позора.

Перед рассветом Тесей велел разбудить всадников. Войско выстроилось на ипподроме, на холме Муз — Мусейоне. Накануне вечером прибыли союзники из Фессалии — Пирифой и Пелей с сотней всадников и четырьмя сотнями копейщиков. Юный царевич Триптолем привёл с Крита три сотни прославленных лучников, копьеносец Амомфарет из Спарты — восемьдесят тяжеловооружённых пехотинцев. Подмога, хоть и малочисленная, приободрила защитников. Тесей заговорил, обращаясь ко всем:

— Воины и защитники, оплот государства, отпрыски благороднейших домов! Отечество может на вас положиться, ибо вы победите или умрёте. Но сердца ваши неспокойны, вы думаете о тех мирных людях, крестьянах, торговцах и ремесленниках, которым пришлось встать в ряды ополчения. Они — не бойцы, у многих из них нет оружия, а насчёт битвы они знают лишь одно — как от неё убежать. Загляните им в глаза. Они устрашены невиданной численностью и жестокостью варваров. Устоит ли такое воинство? Как командовать такой армией? Послушайте меня, братья. Я знаю ответ. Страх порождает хаос, и испуганные люди жаждут порядка. Дайте им этот порядок. Покажите им, где спать, а где опорожняться. Не взывайте к высоким идеалам и не требуйте самопожертвования во имя любви к родине. Эти люди пришиблены страхом, и подобных призывов им не понять. Просто говорите им, что делать. Будьте кратки: «Стой здесь. Держи это. Делай то». Ваша первостепенная задача состоит в том, чтобы заставить людей преодолеть ужас. Вы должны накормить их, вложить в их руки оружие и занять их работой. Праздность расхолаживает, а трудовой пот способствует сплочению. Когда человек занят, ему некогда терзаться страхами. Строящий стену укрепляет свою отвагу, оттачивающий меч оттачивает и своё мужество. Пусть ваши люди ворчат, но зато скоро они почувствуют себя воинами. Пусть подтрунивают друг над другом и отпускают шуточки, ибо нельзя смеяться и бояться одновременно. Помните, что сейчас каждый человек беспокоится за свою семью. Это естественно, так что не стоит и пытаться заглушить эту тревогу. Единство придёт. Его нам навяжет враг. Добавлю несколько слов относительно самомнения и высокомерия. Иные из вас почитают себя избранными, а тех простолюдинов, которые составляют основу ополчения, вы именуете не иначе как неотёсанными деревенскими простаками. Вы совершаете ошибку, братья, ибо эти люди обладают качествами, которых у вас нет. Терпение, упорство, умение сносить тяготы в нынешней ситуации может оказаться для Афин важнее и воинского искусства, и героизма. Вы призваны не властвовать над этими людьми, но вести их за собой, не презирать их недостатки, а помогать им избавиться от них. Помните: грядут великие испытания, возвышающие дух. Относитесь к каждому человеку как к воину, и он поразит вас тем, что в час испытания окажется таковым.

Наш царь указал на Пелея и Пирифоя, на Триптолема и Амомфарета.

— Если же вам, братья, в какой-то миг не хватит воодушевления, то взгляните на этих благородных героев! Они пересекли моря и горы, дабы встать с вами плечом к плечу. Если они готовы пролить кровь за наш город, то как можем мы, сыны Афин, предлагать что-то меньшее? И последнее, друзья мои. Помните: враг может лишить нас только жизни, отнять же у нас честь не в его власти. Даже боги в силах отнять у нас лишь победу, но не возможность пасть со славой!

Едва Тесей успел закончить свою речь, как со стороны тех, кто стоял лицом к западу, раздались крики. Люди возбуждённо жестикулировали, и мы с братом, вместе со многими, взбежали на вершину холма Муз, ещё не успевшую нагреться в лучах восходящего солнца.

Все вы знаете, какой оттуда открывается вид. С одной стороны высится холм Акрополь, а с другой, за морем плоских крыш квартала Ткачей, на которых разложены для выбелки ткани и которые прорезает щель улицы Горшечников, виден отвесный склон его двойника, холма Ареса.

Сейчас на его гребень поднимались амазонские всадницы. Первая сотня — в шлемах и латах, потом вторая, третья... Земля дрожала под мерной поступью орд, способных затопить весь город, от улицы Горшечников до Железных ворот. Тысяча, вторая, пять, десять... Они текли и текли, им не было видно конца, и мы, наблюдая это грозное шествие, тряслись, словно паралитики.

Колонны разных племён возглавляли вожди. Мы видели скифов и иссидонов, массагетов и тиссагетов, керавнов и киконов, народ башен и черноплащников, макронов, колхов, меотов и тавров, рифейских кавказцев, фригийцев, ликийцев и дарданов, халибов и мезов, каппадокийцев и фракийцев Стримона и Херсонеса, сайев, траллов и андрофагов, чёрных синдиков и белокожих аланов. Народ шествовал за народом, а в самом центре, на вершине холма Ареса, сосредоточились амазонские кланы: Фемискира, Ликастея, Кадисия и Титания. Амазонок возглавляли Элевтера и Ипполита: первую отличал шлем с тремя гребнями, вторую же, старшую царицу, — непокрытая голова и длинная коса.

Ряд за рядом выстраивались позади них воительницы, так что в сиянии лучей восходящего солнца, отражавшихся от полированной бронзы их доспехов, это воинство выглядело уже не скопищем отдельных людей, с каждым из которым можно иметь дело, но сплошной стеной металла, бронированным чудовищем, слепящим, безликим, безжалостным.

Вражеская лавина заполонила всё пространство на севере, где находились рыночная площадь и кладбище, превратив его в равнину, уже названную кем-то из наших людей Амазонеумом. Повсюду, куда только достигал глаз, сверкало оружие, и сколько ни напрягали мы зрение, конца людскому океану видно не было.

Наши немногочисленные отряды казались жалкими островками в безбрежном море. Мы обречены. Нас захлестнут его яростные валы, они смоют нас и погребут в своих железных глубинах. То был странный момент. С одной стороны, нам не оставалось ничего другого, как в бессильном ужасе взирать на эту демонстрацию военной мощи, превосходящую всё, что только можно было себе представить. Но одновременно со страхом и отчаянием мы не могли не испытывать восхищения, воспринимая это великолепное зрелище как бы в отстранении от его зловещего значения, как некое колоссальное театральное действо. Не звучали трубы. Вражеские командиры не отдавали приказов. Враг не трогался с места, однако самый вид этого безбрежного моря бронзы и железа губил всякую надежду, давая понять, что его прилив сметёт и уничтожит любую твердыню. Даже Акрополь.