Стивен Прессфилд - Последняя из амазонок

Наконец, спрыгнув с коня, она перехватила его в тот момент, когда товарищи уже затаскивали его наверх. Парень брыкался и пинался, но она вцепилась в него так, что эллины подтянули к гребню стены обоих. Получив несколько раз по шлему камнями, она разжала хватку и, шмякнувшись с высоты восемнадцати локтей, прокатилась ещё локтей шестьдесят вниз по склону.

Интересно, что, когда наша героиня, целая и невредимая, поднялась на ноги, приветственные крики раздались с обеих сторон.

Так или иначе, осада велась столь же неустанно, сколь и безрезультатно.

Я перебралась в главный лагерь на холме Ареса, но в свою постель Элевтера меня не позвала: этой чести была удостоена Барахлошка. Я удовлетворилась этим, хотя не вполне понимала, зачем в таком случае меня призвали в число соратниц. Шли дни, а Элевтера не обращалась ко мне ни с единым словом, хотя и от себя не отпускала. Однажды, оставшись с ней наедине, я поинтересовалась, зачем она приблизила меня к себе, коль скоро не видит во мне ни возлюбленную, ни советницу.

— Ты воительница, — заявила она, как будто это всё объясняло.

Как-то ночью я обходила линии вместе с ней.

— Видишь ту стену, Селена? Никакой осадной машине с ней не справиться: мы должны взять её сами, лобовой атакой.

Полукольцо высилось впереди, в такой близости, что нам стоило остерегаться Тесеевых стрелков, особенно критян, меткость которых дорого обошлась многим из нападавших.

— Однако какова будет цена?

И впрямь, такой штурм обещал обернуться страшными потерями.

— Как-то на днях, — продолжила Элевтера, — я тут расшумелась насчёт того, что стану ломать негнущиеся шеи. — Она рассмеялась. — Это, конечно, сгоряча. Дисциплина необходима, но таким воительницам, как наши девы, силой её не привить. Их нужно воспитывать, как детей или лошадей. И убеждать не словом, а делом. Я должна устроить для них впечатляющее представление.

В течение десяти дней Элевтера выстраивала перед стенами «отряд Антиопы» — особый отряд, должность командира которого оставалась вакантной до возвращения бывшей царицы к своему народу. Впереди отряда всякий раз выводили Хлебокрада в боевой сбруе, но с пустым седлом. Глашатаи при этом не высылались, никаких объявлений не делалось: тысяча дев просто сидели в сёдлах на виду у защитников стены и ждали.

Афиняне не реагировали. Точнее, реагировали, но не стрельбой или бранью: они смыкали ряды на стенах и смотрели на нас.

Антиопа не появилась ни в первый день, ни во второй, ни в третий, ни в четвёртый. Отряд стоял неподвижно от рассвета до сумерек, в полной тишине, которую нарушали лишь мочившиеся и испражнявшиеся не сходя с места лошади. Бывало, что от жары и духоты всадница падала в обморок; в таком случае она лежала на камнях, пока не приходила в себя или пока наступление ночи не позволяло отряду, покидая позиции, унести её с собой.

Остальные тал Кирте были вольны заниматься своими делами, однако никто этой возможностью не пользовался. Все пребывали в напряжении, ожидая чего-то важного. Сёстры засыпали, пробуждались и засыпали снова с этим ожиданием.

Союзникам происходящее не нравилось, ибо было для них непонятно и нагоняло на них скуку. Чтобы развеяться, они совершали набеги за Истм и на север, в Беотию и Фокиду.

Их ненасытность привела к тому, что на пятьдесят миль в округе не осталось ни одной уцелевшей усадьбы, а окрестные поля были ощипаны конями до последнего колоска.

Афиняне за стенами трудились не покладая рук. С вершины холма мы могли видеть, как они разбирают жилые дома, используя камень для наращивания стены Полукольца или возведения дополнительных внутренних укреплений. Тесей не позволял своим людям предаться расслабляющей праздности. Мы, со своей стороны, перегородили плотиной Илисс, Кефис и Эридан и установили баки для сбора воды из этих жалких речушек. По первости, пребывая в радостном возбуждении, вызванном беспрепятственным захватом Аттики, мы уничтожили родники и колодцы, которые теперь пришлось восстанавливать по камушку, поскольку осаждающих начала мучить жажда.

Прошёл шестидесятый день осады, минул семидесятый. Антиопа так и не появилась.

Дисциплина несения караулов, особенно у скифов и прочих наших союзников, по-прежнему никуда не годилась.

После того как мы собственными руками снесли внешнюю стену, Тесеевы гонцы получили возможность по ночам практически беспрепятственно выбираться из города и возвращаться обратно. Они доставляли сообщения в недоступные для нас горные крепости подвластных Афинам царьков, в лагеря на Ардетте, Гиметте, Ликабетте и вообще за пределы Аттики. С Эвбеи им доставляли припасы и, хуже того, поддерживавшие их боевой дух письма. Никакие угрозы и увещевания не помогали улучшить караульную службу: наши позиции превратились в настоящее сито.

А потом, как-то вечером, перед нами предстала Антиопа.

Есть двое главных ворот Эннеапилона — Священные и Эгеевы. Именно на последние и вышла наша бывшая царица. Она появилась в облачении, представлявшем собой смесь эллинского и амазонского платья: поверх короткой белой стёганой куртки мужского покроя был надет бронзовый кавалерийский панцирь, покрытый красновато-коричневым плащом с застёжкой в виде медвежьего когтя, символа Артемиды Родовспомогающей. В нём все признали подарок Селии, её матери, переданный ей матерью матери, царицей Ипполитой.

Стоило Антиопе появиться, как всё наше войско, включая скифов и союзников, вскочило в сёдла, а на парапетах Полукольца не осталось свободного места: всё было забито эллинами. Элевтера и Ипполита выехали вперёд из наших рядов. Командующие союзными силами Боргес, Садук и Гермон со Скайлеей, Главкой Сероглазой и Стратоникой заняли свои места на фланге.

Тесей не появился.

«Отряд Антиопы» приветствовал её военной песней. В ответ она подняла руку, а когда воцарилась тишина, все отчётливо услышали крик ребёнка.

Наша царица держала на руках младенца.

Она подняла его обеими руками и, когда прокатившийся по нашим рядам гул голосов стих, обратилась к Ипполите.

Старшая царица восседала прямо перед ней верхом на Морозе, с перекинутой через плечо леопардовой шкурой, и коса цвета железа ниспадала ей до пояса.

— О, Ипполита, лучшая из людей, узри своего правнука, названного мною в твою честь. Имя его — Ипполит!

Войско загудело, пока ещё сдержанно, но грозно.

— Мать матери, примешь ли ты этого невинного младенца как кровь от крови и плоть от плоти твоей?

Со своего места я увидела лицо Элевтеры. Взгляд, брошенный ею на старшую царицу, явно остерегал: «Будь осторожна, сестра, ибо настал момент, когда каждый поступок может определить судьбу народа».

Вместо старшей царицы заговорила Элевтера.