Олег Капустин - Нефертити. Роковая ошибка жены фараона

В высокое окно зала внезапно залетела ласточка. Она стремительно пронеслась под потолком и вылетела в противоположное окно. Тень мелькнула по худому мрачному лицу царицы. Она вздрогнула, подняла голову и посмотрела в окно. Прямо перед ней раскачивались на лёгком ветерке ветки с продолговатыми листьями и крупными золотистыми персиками. А сквозь редкую зелень она увидела в глубине сада своего обожаемого сына царевича Аменхотепа, или Хеви-младшенького, как его называли домашние.

Высокий, непропорционально сложенный, с длинными худыми руками и ногами, царевич ходил по дорожкам сада и что-то бормотал. Его алая туника была видна издалека. За ним семенил писец, невысокий молодой человек с хитрыми глазками, широким лицом, и яркими красными губами. Он изредка присаживался на складной стульчик, который носил невозмутимый темнокожий раб. Писец клал папирус на закрытые длинной плиссированной белой набедренной повязкой колени, разворачивал его и быстро начинал кисточкой рисовать замысловатые иероглифы под диктовку царевича. Затем все снова шли, вернее, бежали за царственным отроком, ходившим широкими шагами по дорожкам сада. Рядом с сыном фараона двое слуг несли стульчик, опахало из страусовых перьев и розовый зонтик. Царевич отмахивался от них, но они упорно шли следом, стараясь прикрыть молодого дочерна загорелого человека от жарких лучей солнца. Хотя слугам порой и доставались от вспыльчивого наследника престола крепкие затрещины, но, вжав головы в плечи, они упорно выполняли приказ царицы: беречь великовозрастное чадо как зеницу ока.

— Сынок, не ходи ты всё время под солнцем! Тебе же напечёт головку и снова кровь из носа пойдёт! — высунувшись из окна, крикнула царица сыну.

Тот, нетерпеливо махая руками, проворчал:

— Вечно вы, мама, ко мне пристаёте, — и, смешно подпрыгивая на ходу, почти побежал вглубь сада к пруду. За ним ринулась вся его свита.

— Ты знаешь, что он пишет? — улыбаясь, обратилась царица к визирю. — Гимн Солнцу [18]!

— Гимн? — удивлённо поднял густые с сединой брови Эйе.

— Да, гимн! И величает его не Амоном-Ра, а Атоном.

— Наследник впал в ересь?

— Это всё из-за дурного влияния твоего папочки, — вздохнула Тии. — Архитектор Аменхотеп, конечно же, великий учёный, мудрец и знаток всего на свете. Какие великолепные храмы он построил! Но зачем он забивает голову моему сыну этими сказками про Атона {69}?

— Ну, они не совсем сказки, — пожал плечами Эйе.

— Как это не совсем?

— Дело в том, Тии, — начал негромко визирь, — что для такой огромной империи, в которую превратилось наше царство при последних властителях, необходим какой-то объединяющий всех, и не только египтян, высший символ. Мой приёмный отец считает, что им мог бы стать Атон, символизирующий животворящую силу солнца. Этот символ прост и всем понятен. Наши местные боги, к сожалению, очень малопонятны бывшим чужеземцам, ставшим подданными Египта.

— И ты тоже разделяешь мнение моего сыночка, что надо запретить молиться всем богам кроме Атона?

— Ни в коем случае! Да и отец мой так не считает. Атон — покровитель фараона как властителя огромной империи, и только. Нельзя его никому насильно навязывать, а тем более египтянам, чтящим своих местных богов чуть ли не в каждой деревне.

— Так почему же вы не объяснили всё как следует моему сыну?

— Он ничего слышать не хочет. Ты же знаешь его характер: Хеви-младшенький не может без крайностей.

— Что мне-то делать?! — громко воскликнула царица. — Хеви скоро будет не просто наследник. Всё идёт к тому, что его объявят соправителем моего кутилы-муженька. Хороши же будут у нас в стране правители: один — бесшабашный пьяница, а другой — сочинитель гимнов солнцу, полный диких еретических идей.

— Не переживай и не кричи на весь зал, — одёрнул её Эйе. — Твой сынок ещё мальчишка. Подсунем ему очередную смазливую красотку, устроим пир на весь мир, охоту какую-нибудь придумаем. И забудет твой тощий прыщавый отпрыск о всяких гимнах.

— Плохо ты его знаешь. Если мой Хеви возьмёт себе чего-нибудь в голову, то это из него уже не выбьешь...

А царевич тем временем удалился в просторную беседку на берегу пруда, увитую виноградом. Здесь он стал ходить вперед-назад, выкрикивая отдельные фразы:

— Ты установил ход всего вокруг... Нет! Лучше так: ты установил ход времени...

Хеви махнул худой рукой с уродливо удлинёнными пальцами {70}. Яркие лучи солнца, пробивающиеся сквозь виноградную листву, играли ослепительными зайчиками на его алой тунике. Многочисленные золотые и серебряные браслеты весело позвякивали на руках и ногах.

— Ты установил ход времени, — продолжил диктовать царевич, расхаживая по беседке и сосредоточенно глядя вверх, — чтобы вновь и вновь появлялось всё живое на земле. Записал? — спросил он писца.

— Всё записал, ваше высочество, что вы изволили мудро высказать, — угодливо поклонился писарь. — Как прекрасно всё, что извергают ваши уста.

— Ну-ка, Туту, дай сюда, я посмотрю... — Царевич вырвал из рук писца папирус. Он быстро проглядел написанные строчки, пожевал полными губами и категорично заявил: — Нет, в конце плохо. Пиши. — И Хеви вновь забегал по беседке. Писец Туту с подобострастием следил за ним узкими хитрыми глазками. — Ты установил ход времени, чтобы вновь и вновь рождалось сотворённое тобой... Вот так намного лучше.

Туту кисточкой быстро нарисовал нужные иероглифы, а затем с восхищением уставился на своего повелителя.

— Как мудро, ваше высочество, то, что вы сейчас продиктовали, — проговорил он.

— Правда? Тебе нравится? — Царевич остановился напротив писца и внимательно всмотрелся в его лицо. — У тебя смышлёный вид, — протянул он, — а ты знаешь, кого я имею в виду?

— Конечно! Атона, великого бога, который стоит выше всех богов. Ведь именно он ваш, ваше высочество, небесный покровитель, а значит, и выше его никто не может быть, как выше вас скоро никто не посмеет встать. Ведь всем известно, что вы скоро будете соправителем своего божественного отца.

— Молодец, Туту, не зря ты провёл со мной последние несколько недель. Кое-что ты усвоил правильно из тех высоких истин, которые Атон вкладывает в мои уста, — похвалил молодого человека царевич. — Но продолжим. — Хеви нервно забегал взад-вперёд. — Ты создал далёкое небо, чтобы восходить на нём...

В волнении царевич сбросил с головы парик, который проворно подобрал слуга, стоящий неподалёку с зонтиком. По продолговатому, удлинённо-яйцеобразному бритому черепу Хеви текли капли пота, но он ничего не замечал. Туту едва успевал записывать слова, которые громко выкрикивал его повелитель.

Оба были так увлечены своим делом, что не заметили, как к берегу неподалёку от беседки пристала роскошно убранная цветами, позолоченная лодка. В ней на пуховых подушках сидели племянницы царицы Тии. Они с любопытством вслушивались в несвязные слова, которые бормотал их двоюродный брат.