Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

– Лева! Лева! – Антон всплеснул руками. – С твоих-то высот! Да как же это?

– Вот так, друг, – улыбался открытой улыбкой Лев Александрович. – Можно сказать, смиряю гордыню.

– Ты? Смиряешь? Хочешь убить этакого дракона в своей груди? – Антон с хитрым прищуром чуток помолчал, а потом спросил друга: – Ну, и кто она?

– Что сей вопрос означает? – по своей всегдашней привычке хотел было взбрыкнуть Лева.

– А то и значит, что только женщина может сподвигнуть мужчину на подобные перемены. Угадал?

– Угадал, угадал, – Лева не рассердился. – Время придет, шафером позову. Так дашь что-нибудь?

– Дам, дам! Как не дать. Новые эскизы нам завсегда нужны. Это даже интересно, господина архитектора на фабрику определить. Мы, друг мой, на тебя заманивать станем, как на жерлицу. Ха-ха!

– Ну, вот и славно. Желаю тебе отловить на меня щуку пожирнее! Надеюсь, этот вид деятельности не потребует моего постоянного присутствия?

– А что, ты еще какое место нашел? На двух стульях… Ха-ха! На двух мебелях усидеть желаешь?

– Смейся, смейся!

И Борцов поведал другу о своих прожектах.

***

Таня со временем пришла в себя, все проходит, все когда-то заканчивается. Сильный молодой организм вытащил ее из болезни скоро и с полным восстановлением. Надо было начинать выходить. Она еще немного отсиделась в Климовой комнате – он все эти дни ухаживал за ней, устроил ей тут всяческие удобства, приносил умываться, тут же и кормил ее. Спал сам здесь же, на сундуке у окошка. Еще, как только он появился здесь, на выселках, хозяева, видимо письмом оповещенные станционным смотрителем о Климовых пьяненьких подвигах, выделяя ему эту комнатенку, одним из ее достоинств как раз преподносили наличие данного предмета.

– Этот-то сундучок, повместительней братова станется! – хихикал хозяин. – Вашего-то сложения тело и во весь рост вытянуться в нем сможет. Прячьтесь на здоровье, господин хороший!

– Перинку-то на донышко постелить? Ха-ха-ха! – вторила ему с задором жена.

Клим краснел ушами, но обижаться не умел. Теперь сундук пригодился. Клим стал выходить из комнаты на время, пока Таня приводила себя в порядок и занималась своим туалетом, как только она смогла делать это самостоятельно. Первые сутки он вовсе не отходил от нее, тогда было не до приличий, главным было – дышит или не дышит. Потом как-то так само собой вышло, что никто из женщин своих услуг по уходу за найденкой особо не предлагал. Потом Таня очнулась. Клим сильно смущался, но подпустить теперь кого-либо из домашних к Тане боялся еще больше – вдруг в бреду она проговорится о себе. И вот она пошла на поправку.

Между собой они тоже до сих пор не разговаривали, обменивались только самыми необходимыми репликами. Пациентка окрепла совсем, оставаться с ней ночевать было больше невозможно. Клим заговорил первым.

– Танечка… – он запнулся, заметив прикушенную губу. – Милая барышня… Как прикажете Вас называть? Кто Вы? Откуда в этих краях? Есть ли родственники у Вас? Близкие?

– Вы же все знаете, – зло просипела Таня.

– Танечка… Простите. Я же вижу, вам… Вам неугодно…

– Угодно, не угодно, все одно! – смотрела в пол Татьяна.

– Я, знаете, никому тут пока… Но, они спросят! Уже спрашивают. Надо будет что-то говорить. Что велите, любезная Татьяна Осиповна?

Таня подняла на него глаза и лихорадочно соображала теперь. Видно, ничего путевого на ум ей не пришло, потому что глаза налились слезами, а губа оставалась прикушенной.

– Ну, потом, потом, – успокоительно бормотал Клим. – Но имя! Хотя бы имя, Танечка?

Как-то незаметно для себя, по чуть-чуть, по капельке, Таня за пару дней рассказала Климу о себе все. И про мужа, и про тетку, которая теперь власти перед тем мужем вовсе не имеет, про свои мытарства, про то, что недавно кончились деньги и из пресс-папье, про то, что идти ей некуда, а к мужу он не поедет в твердом разуме ни за что!

Клим пытался аккуратно вызнать, что же произошло между двумя только что обвенчавшимися молодыми, равными, наверно и любящими друг друга людьми за такой короткий срок, но натыкался на мрачную стену молчания. Каким-то образом он догадался, что Танечке об этом говорить, не столько больно, сколько стыдно. Он отстал. Они вдвоем придумали ей историйку – певичка, бежала от антрепренера, который был несправедлив и жаден. Нет, она ему ничего не должна, нет, не преследует. Это он отбирал у нее все гонорары, с того дня, когда помер ее батюшка – разорившийся дворянин. Так про батюшку накликивать? Нет, Таня не боится. Нет. К настоящему отцу тоже не поедет. Нет, не защитит. Нет! Клим снова отстал. Стали сочинять дальше. Вид на жительство? Так все бумаги остались у поверенных батюшки, доехать до них – пока нету средств. Но все в порядке. Имя? Да хотя бы Зинаида.

– А на самом деле, Танечка, у Вас все в порядке? Простите! Зинаида…?

– Зинаида Зиновьевна. А уж, что бы совсем, как зеленая осенняя муха зудела – еще и Зеленина!

– Ну, уж Вы, Танечка… Уж, Вы, Зиночка, что-то совсем себя не любите! Зачем уж так-то? – сокрушался Клим.

– Не люблю? – Таня ехидничала после трудного для нее разговора. – А кто меня, когда любил то? Вон муженек мой законный в розыск на меня подал. Так что – не все ладно у меня, Клим Валерианович. Ищут меня.

– Вон оно как, – протянул Клим, но не испугался. – Как хозяйка-то наша сразу приметила! Хитрая, бестия, враз догадалась. Вы бы уж при ней поаккуратней, Зинаида Зиновьевна.

И началась у них странная жизнь. Придуманное ремесло очень пришлось тут впору, хозяйка нарадоваться не могла на Танины выступления. За них прощала ей многое, характерами они в повседневной жизни не сошлись. Таня на попытки расспросов не отвечала, гордо шествовала мимо домашних и слуг, ни с кем в приятельские отношения не вступала, доверяла только Климу. Танька с Манькой за глаза стали звать ее «графиней», не простив гордо поднятой головы.

Жила Таня, то есть Зинаида, теперь недалеко от комнаты Клима, в том же крыле дома. На стол и постой ей хватало с лихвой, еще и оставалось – слава о новой певице Зине Зелениной очень быстро разнеслась по тому контингенту, что наезжал сюда на пирушки и гулянки. Танины романсы пришлись ко двору, народу стало ездить больше, хозяин потирал руки и приступил к долгожданному расширению.

– Вот тебе и упущенная Выставка! Если боженька захочет, найдет, как наградить. Так-то, Клим Валерианович! Молодец! Хорошую в лесу добычу сыскал.

Таня пела в большом общем зале, где ужинали гости. Иногда, по личной просьбе – в каминной комнате для избранных лиц. Клим, как в прежние времена, подыгрывал ей на гитарке. Иногда кто-либо из гостей садился и за старый раздолбанный инструмент, что стоял в буфетной. Из постоянных жильцов, кроме самой Тани никто на нем не играл. Со временем она приоделась, завела и наряды для концертов, можно сказать что роскошные. Внимание публики ей нравилось, а тратить тут больше все равно было не на что.