Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

Но проходил еще один день, потом еще один, неделя, месяц. С наступлением холодов Лида заметила изменения, которые стали происходить с ее телом. Во-первых, не пришли ее обычные дни, и она никак не могла припомнить, были ли они в прошлом месяце. Потом стало больно тянуть в пояснице, а по утрам страшно мутить – до тошноты и невозможности проглотить ни кусочка еды. Выждав еще немного, Лида наскребла денег, сэкономила на покупках, чтобы не говорить ни о чем матери, и отправилась к слободской бабке. Та все ее опасения полностью подтвердила.

– Летние детки крепенькие! Солнышком напоенные. Еще до осени родишь, я тебе говорю, такая вот радость тебе будет.

Лида радости никакой не чувствовала, но и делать радикальные шаги не была готова, да бабка ей и не предлагала – первенец же. Ну и, конечно, деньги для того нужны были вовсе другие. Лида ушла от бабки, ничего не решив, и каждый день становился теперь для нее пыткой. Пока не видно, а когда узнает мать? Соседи заметят? Жильцы? Да и это опасение было каким-то не главным, расплывчатым. Главным было то, что он не вернулся. Не пришел к ней, не дал весточки. А она даже не может открыто искать его, тосковать, печалиться. Не выбрал он Лиду изо всех, не сказал об этом – ей, людям, всему божьему свету. Ох, тоска!

И теперь при любой возможности, Лида уходила из дома, долго слонялась по городу, гоняла по кругу одни и те же мысли, а потом ноги сами приводили ее сюда. К обрыву.

***

Клим прижился на бутырках у брата станционного смотрителя. Тот тоже был женат, супруга его вела хозяйство, верней – руководила целым гуртом баб и мужиков, что вечно суетились в доме и на дворе. Жили при заведении и две «девицы», о которых предупреждал Клима хозяин почтовой станции. Но, когда наезжали гости, Клим старался не высовываться и сидел у себя в комнатушке, а в остальные дни, когда девки были не хмельные, то вели себя скромно, так, что сразу даже и не догадаешься об их ремесле. Иногда и по хозяйству помогали – не скучать же, сложа руки.

Девиц звали Манька и Танька. Хозяйка тутошняя вместе с мужем были людьми нрава азартного да веселого. Любила хозяйка, когда гости привозили с собой цыган. Страсть как любила песни – и сама могла выводить, но больше ей по нраву было слушать. Танька и Манька иногда весь вечер голосили ей в угоду – у Маньки срывался голос на верхних нотах, а Танька вообще в них попадала редко, зато голосину имела силищи неимоверной. Так и развлекались. Климу жилось тут спокойно.

Приняли его по рекомендации брата благосклонно. Работой грубой не загружали – и так есть, кому мешки ворочать. Хозяин был мужик смекалистый да приметливый – сильные стороны каждого видел насквозь, как и слабости, и пороки. Клима пристроил к закупкам да к доставке товаров. Так что Неволин частенько наезжал в соседние городки и селения, пару раз бывал и в Нижнем Новгороде. В свой район не заезжал, в дом не заходил – делал быстренько дела и возвращался обратно. Хозяин был им доволен, да все вздыхал и мечтал о расширении хозяйства.

– Надобноть момент поймать подходящий, Клим Валерианович, – поучал он нового работника. – Вот выставочный год – самое то было, не успел я! А так – привыкли бы, да потом других за собой привели, да чаще к нам наезжать бы стали. Вот оно и прибыльно-то да вольготно. Засадили бы земельки поболее, домишек еще поднастроили. Но это мне тогда непременно помощника надо!

Когда в воздухе закружились белые мухи, Клим принял решение. Он «выбрал момент», когда хозяин был в благодушном расположении духа и предложил ему свое участие.

– Хм! – тот почесал в затылке. – Мужик ты добрый, Клим Валерианович, да хозяин-то из тебя никудышный, ты уж не обижайся. Но под моим присмотром может толк и вышел бы. Да за голубые глазки я тебе до помощника не повышу, и не жди! Мне доля нужна. Денюшки.

– Сколько? – спросил Клим.

Когда снег лег основательно, он отпросился в Нижний. Клим все это время не забывал о той сумме, что лежала в банке «на черный день» и по всему своему жизненному течению сделал вывод, что ждать такого дня не следует. Есть ли, нет сбережений, а придет такой день сам, посадит детей в дорожную карету, да и увезет за тридевять земель, оставив в тоске и одиночестве. Лучше уж вложиться в то, что нынче приносит успокоение, а там, глядишь, боженька и еще расщедрится. Клим заехал домой, собрал теплые вещи, снял с божницы небольшую иконку Николая Чудотворца, да спрятал за пазухой. Зашел к местному уряднику, поведал о своем нынешнем местопребывании, да попросил приглядывать за домом и двором. Снял в банке все деньги и со спокойной душой возвращался теперь туда, где нынче был у него, если не дом, то место прибежища. Туда, где его ждали.

Узенькие сани его катили по снежной целине, метель только утихла. Ехал Клим медленно, стараясь не налететь на кочку, спрятавшуюся под снежным настом или еще какую дорожную ухабину. До темна он, вроде бы, и так успевал. Клим разглядывал от нечего делать придорожные строения, выискивал глазами запоздавших птиц, что зимовали в лесу, по следам на дороге старался разгадать, кто тут проезжал незадолго до него. Один след вырисовывался очень отчетливо и глубоко, значит проехали совсем недавно – след был широкий, значит, сани были вместительные и тяжелые. Может, гости какие к ним спешат? Скоро уже и поворот к бутыркам.

Тут он заметил, что санный след затерся, затоптанный копытами лошадей, а после продолжился снова, но рядом с ним образовалась цепочка маленьких следков – видимо, кто-то сошел. След от саней уходил вперед по основной дороге, а маленькие следки свернули туда, куда надо было сворачивать и Климу. Ему стало любопытно, что это за пеший гость рискнул тут гулять в одиночестве, потому всматривался внимательно. След становился нечетким, потом и вовсе сливался в одну линию, как будто кто-то перестал поднимать ноги и волочил их через силу.

Тут снова пошел снег, и видно стало плохо из-за пурги и ветра. Потом следы исчезли вовсе, и дорожка вновь стала чистой и ровной, запорошенной падающими с небес хлопьями. Клим тормознул лошадку и огляделся. Он слез с санок, и пошел обратно. Если бы он так внимательно не вглядывался, то и не заметил бы того места, где слабый след свернул с тропинки. Клим направился к чернеющим невдалеке кустам и деревьям, высоко задирая ноги, пробираясь через сугробы, и тут увидел его. Уже прилично занесенный снегом, прямо на холодном снегу лежал упавший человек.

***

– О! Клим Валерианович пожаловали! – двери отворила хозяйка. – Куда ты! Что ты! Куда ты ее припер, окаянный! А ну, как беглая?

– Обождите Вы, Матрена Антиповна, – Клим сгибался под тяжестью обмягшего на его руках тела, но ноши своей не бросал. – Она вообще еле живая! После все! После!