Рудольф Баландин - Миклухо-Маклай

Разнообразие взаимодействующих культур — залог их развития.

Наконец, ещё одна особенность европейской буржуазной цивилизации: подавление индивидуальности. Общество потребления формирует стандартные личности уже потому, что ориентировано на материальные потребности, которые более или менее одинаковы для всех людей и достаточно примитивны. Сам принцип приспособления к своему окружению предполагает не развитие личности, а её деградацию (биологический пример: деградация кишечных паразитов, прекрасно приспособившихся к комфортной среде).

Убогие личности самодовольных буржуа вызывали неприязнь, раздражение, презрение Миклухо-Маклая. Ему тяжело было жить среди них. Подлинные «дикари», полностью усвоившие свою материальную и духовную культуру, умели ладить между собой, стремились узнать больше, чем им было известно, с уважением и доверием общались с человеком, почти совершенно на них не похожим, принимали как должное его индивидуальность — такие представители примитивной культуры были ему интересны и симпатичны.

Безусловно, цивилизованное европейское общество чрезвычайно контрастно. Оно предоставляет великолепные возможности для развития и совершенствования своей личности. Некоторые люди в полной мере используют эти возможности. Но, к сожалению, они находятся в абсолютном меньшинстве. Хотя именно они творят всё лучшее, что составляет золотой фонд культуры, хотя бы отчасти оправдывая существование данной цивилизации.

Именно к таким людям принадлежал Николай Николаевич Миклухо-Маклай.

В хижине собралась целая группа оран-утан. У многих были курчавые волосы. Одна головка обратила на себя внимание миловидностью и приятным выражением лица.

Он начал обмеры голов. У обладательницы этой симпатичной головки поинтересовался, как её зовут. «Мкаль», — пролепетала девочка. Было ей не более двенадцати-тринадцати лет.

— Приди ко мне, я буду тебя рисовать, — сказал учёный, чувствуя некоторое волнение от предстоящей встречи. Рисуя, обращаешь внимание на все особенности тела, словно не только разглядываешь их, но и поглаживаешь.

Груди у неё ещё не были развиты, только намечались вокруг маленьких сосков. Видя, что пришелец часто и внимательно посматривает на неё, девочка перестала смущаться и также внимательно рассматривала белого человека.

Он протянул руку к её груди, с томлением, возбуждаясь, провёл пальцами вокруг податливых припухлостей. Мкаль поёжилась, словно кошечка, которую приласкали, и улыбнулась...

— Ты придёшь ко мне вечером? — спросил не словами, а жестами, натурщица кивнула и выскользнула из хижины.

Маклай отправился к её отцу. Мкаль была здесь же и, по-видимому, сказала о желании пришельца. Отец с понимающим видом взял у него деньги, кивнув головой.

Вечером она пришла к нему. Николай Николаевич в это время записывал в дневник: «Положительно, девочки здесь рано становятся женщинами и имеют то превосходство над европейскими, что во всех отношениях натуральнее и откровеннее».

Мкаль сидела рядом и смотрела на него. Ему захотелось продлить сладкое томление. «Если не я буду первым, то кто-то другой, грубый насильник, которого она будет бояться, так и не ощутив любви. Она всё понимает, и я ей нравлюсь, и она будет со мной по своему желанию, а не по принуждению».

Маклай поторопился записать в дневнике: «Я почти убеждён, что если я ей скажу: «пойдём со мною», заплачу за неё её родственникам — роман готов».

Ну, что ж, если и не роман с наложницей, то хотя бы долгий дождливый вечер с юной любовницей...

Так ли было в действительности? Если кто-либо и знал об этом, то всех этих людей давно уже нет на свете.

...Он стоял на отлогом песчаном берегу острова Андра и наблюдал за играми мальчика Качу и девочек Аса и Пинрас. Последняя особенно привлекала его внимание. Её можно было назвать недурненькой даже в европейском смысле. Обнажённое стройное тело уже приобретало черты юной женщины. Качу порой валил её на песок и со смехом садился на неё, недвусмысленно подражая старшим. Нетрудно было представить себя на его месте. Пинрас, возможно, заметив его жадный взгляд, посмотрела на него и энергично задвигала бёдрами, точно так же, как делали это малолетки-папуаски, готовясь к предстоящей половой жизни.

В этот день эти трое крутились возле него, стараясь при случае чем-либо услужить, а учёный временами одаривал их цветными ленточками, бусами. От долгого пребывания на солнце заболела голова. Он дал понять об этом сидевшим у хижины женщинам, и они по какой-то причине поняв его желание, предоставили Пинрас сделать ему массаж головы. Николай Николаевич положил голову на её голые тёплые ноги, и девочка принялась сдавливать руками и растирать пальцами кожу головы. Ощущение было приятное и волнующее. Когда закончился массаж, благодарный пациент щедро отсыпал ей бусы из стеклянной банки.

Тотчас несколько девочек подбежали и стали предлагать свои услуги. Женщины этого не делали, вероятно, опасаясь ревности мужей. Следовательно, эта процедура предполагает определённую интимную близость. Когда постоянно ощущаешь прикосновение не только рук, но и ног выше колен, а то и нежного животика в нижней части, то кровь отступает от головы, переходя в совсем другое место, а возникающее желание подавляет головную боль.

О том, что между ними возникла таинственная близость, он понял, когда вечером Пинрас старалась находиться как можно ближе к нему. Заметив это, её отец что-то негромко сказал ей, после чего она удалилась, несколько раз оглядываясь и, встречая его взгляд, словно ожидала, будет ли гость договариваться с отцом о том, что составляло их общую тайну. Он сдержался и не стал этого делать. Но желание оставалось.

В конце концов, размышлял учёный, полноценный научный эксперимент предполагает и сексуальный опыт. Мысль показалась занятной. Привыкнув вести пристальное наблюдение за своими чувствами и мыслями, отметил, что это — не более чем оправдание вполне нормального желания молодого мужчины, у которого долго не было женщины. Однако пришлось вернуться ночевать на шхуну, потому что не взял с собой ничего тёплого, а ночью его замучили бы холод и сырость.

Покупка и обработка трепанга задержали шхуну у этого берега. Теперь он решил заночевать в деревне, заняв пустую хижину. Его сопровождал расторопный местный житель Кохем, который покрыл настил циновкой, развёл небольшой костёр и с кем-то шептался у задней двери хижины. Оттуда туземец вернулся с двумя женщинами, которых уложил на расстеленную циновку и прикрыл двумя другими.

С замиранием сердца следил Маклай за этими действиями, делая вид, что дремлет, и успев заметить, что одна из женщин весьма напоминает Пинрас. Кохем подошёл к его походной кровати и предложил лечь на нары — на свободное место, оставленное между двумя женщинами.