Рудольф Баландин - Миклухо-Маклай

— Нет, а что это может быть? — спросил с недоверием Ульсон, через силу жуя.

— Думаю, если не свинина, приправленная какой-нибудь травой, то, на худой конец, собачатина.

— Ну, собака — друг человека, — удовлетворённо отметил Ульсон, принимаясь за последний кусок. — Я так и подумал... Между прочим, собака даже чище свиньи.

Мясом им доводилось лакомиться нечасто, хотя Маклая это не смущало. Он с удовольствием удовлетворялся растительной пищей, а также рыбой. Консервы по-прежнему оставались на крайний случай.

Их домик постепенно обретал уютный вид. Для Маклая это было особенно важно: ведь он находился в этой обстановке не для развлечения и препровождения времени, а для работы. Небольшой раскладной письменный стол с микроскопом, препаратами.

Здесь же раскладной стул. Узкий проход между ящиками, поставленными в виде шкафов. Шезлонг — подарок великой княгини. На стене справа от окна и стола висит карабин, планшетка, подзорная труба, фляга, охотничий нож, полевая сумка, топор. На ящиках и в них — книги, тетради с записями и рисунками.

Таков рабочий кабинет. Всё бы хорошо, только вот потоки, которые во время почти еженощных ливней падали с кроны дерева на крышу хижины, стали всё чаще пробивать в ней дыры и щели. С потолка начинали стекать струйки, порой переходящие в ручьи. Приходилось спешно спасать прежде всего бумаги и книги, а также одежду. Подобные беспокойные ночные бдения были утомительны.

Постоянная сырость и обилие кровососущих насекомых давали о себе знать. Бой болел всё чаще и всё тяжелей. Ульсон тоже страдал от пароксизмов лихорадки. Маклаю приходилось ухаживать за ними в то время, когда сам едва держался на ногах.

Раздражало постоянное оханье больных, перемежавшееся со стонами. Однако он был за них в ответе! Перед кем? Никому на свете не было никакого дела до этих двух одиноких людей. Николай Николаевич был не только их господином, но и товарищем, спутником и руководителем в трудном походе, другом и, можно сказать, отцом родным. Правда, Ульсон был старше Маклая, но вёл себя нередко как ребёнок-переросток.

Маклай записывает в дневнике:

«У Боя, только что оправившегося от лихорадки, явилась новая болезнь — сильная опухоль лимфатических желёз в паху, отчего он движется ещё медленнее прежнего. Ульсон тоже плох. Еле-еле шевелит языком, словно умирающий, валяется весь день, ночью вздыхает и охает; вечером же, при заходе солнца, выползает и прохаживается с непокрытой головой, разумеется, украдкой от меня, так как я ему запретил выходить куда-либо без шляпы, особенно при свежем береговом ветре.

Последнюю неделю мне часто приходилось стряпать на нас троих.

Я привязан к этим двум субъектам и не могу никуда уйти из дому на несколько дней. Туземцы их нисколько не слушаются, между тем как я взглядом заставляю моих соседей останавливаться и повиноваться. Замечательно, как они не любят, когда я на них смотрю, а если нахмурюсь и посмотрю пристально — бегут».

Почему внимательный взгляд заставляет их волноваться, смущаться, испытывать страх? Говорят, некоторые люди обладают особым магнетическим взором. Но это, пожалуй, вздор. Сам по себе взгляд не излучает света или какого-то животного магнетизма. Это определённо выяснено наукой. Тогда чем объяснить, что не только дикарь, но и вполне цивилизованный джентльмен начинает под пристальным взглядом ёжиться, слегка волноваться, украдкой осматривать костюм, поправлять причёску...

Ну а как же — лектор в большой аудитории, или артист перед огромным зрительным залом, или трибун перед громадной толпой. Внимательные, напряжённые взгляды сотен, тысяч глаз должны были бы испепелить, привести в полнейшее смятение, на худой конец. Тем не менее лектор, артист или трибун ощущают не более чем волнение, а то и вдохновение.

Значит, всё дело в том, как воспринимают тебя другие люди. Если они с тобой незнакомы, твой пристальный взгляд озадачивает, вызывает тревогу прежде всего потому, что он непонятен. Люди вольно или невольно во всём ищут смысл, в особенности когда речь идёт о поведении себе подобных. Чувство это врождённое, а потому свойственно едва ли не всем представителям рода человеческого.

Когда оно возникло? Пожалуй, ещё тогда, когда далёкие предки человека были весьма похожи на обезьян. Что означает пристальный взгляд в животном мире? Не просто интерес. Чаще всего так смотрит хищник на свою жертву. Так смотрит убийца... или влюблённый, конечно. Но ведь и влюблённый взгляд может вызывать не радость, а раздражение, неловкость, неприязнь — в зависимости от того, кто на тебя смотрит.

Да, пожалуй, объяснение найдено. И тогда возникает другой, не менее интересный вопрос: а почему я задумываюсь над той или другой проблемой, порой столь мимолётной и второстепенной, как эта? Я же не собираюсь заниматься физиологией или психологией человека, а уж тем более сомнительной гипотезой животного магнетизма. Во всём, даже в такой малости мне хочется понять смысл, дойти до сути. И это, очевидно, сугубо человеческое качество. Оно одинаково свойственно и дикарю, и представителю высшей культуры. Неизвестно ещё, кому — больше.

Под утро его разбудил протяжный крик какой-то птицы. Смутный сизый рассвет едва освещает окно. Прохладно.

Сначала — прислушаться. В лесу тишина. За пологом в соседней каморке слегка похрапывает Ульсон и порой тихонько постанывает Бой. Пожалуй, и сегодня придётся прислуживать своим слугам и готовить завтрак.

Осторожно спустился по мокрым от росы ступеням на землю. Обошёл дом вокруг, присматриваясь, не случилось ли чего за ночь, не остались ли следы людей или крупного животного (а водятся ли они в местных лесах, где так много селений?).

Что ж, всё в порядке. Пора совершить утренний туалет. Вниз по натоптанной тропинке — к дружески журчащему ручью. Вода холодная, бодрит. Возможно, питают ручей главным образом подземные источники.

Ну вот, опять забыл захватить с собой мыло, возвращаться нет никакого желания. Не беда, есть уже опробованный способ: зачерпнуть со дна тонкий песок и пыль с частицами глины. Чем не суррогат мыла? Руки становятся чистыми, хотя и краснеют. Лицо протирать таким образом неудобно и потому, что кожа нежней, да и много песка остаётся в бороде и усах.

К шести часам вернулся домой. К счастью, Бой не захворал, встал, развёл в шалаше-кухне огонь и стал кипятить воду для чая. Можно отправляться на веранду и ждать лёгкого завтрака: сухарей и печёных бананов.

В семь часов — замеры температуры воздуха и воды в ручье. Спустившись к морю, где стоит специальная рейка, отметил высоту прилива, замерил температуру морской воды. Теперь надо подняться к флагштоку, где сооружена простейшая метеорологическая площадка. Записал показания барометра, направление и силу ветра, количество испарившейся воды в приборе, а также температуру земли на глубине 1 метра, где установлен термометр.