Рудольф Баландин - Миклухо-Маклай

Сразу же туземцы стали поспешно покидать палубу, спрыгивая в лодки, где лежали их копья.

На кутере оставалось только трое человек экипажа, два тредора и шкипер, который приказал спешно готовиться к обороне. Он был отличным стрелком; остальным надо было заряжать ружья и карабины.

Первым, кто бросил копьё в шкипера, закрытого дверцей каюты, был туземец с запиской в мочке уха. Он же и первым упал, сражённый пулей. На рубку обрушился град копий. Шкипер стрелял не торопясь, и почти каждый выстрел попадал в цель. Одно копьё попало ему в руку, которую наскоро перевязали. Туземцы не прекращали атаки, а он не переставал стрелять.

Вся палуба была завалена копьями, осколками стекла и обломками обсидиана, служившего наконечниками копий. Некоторые туземцы лезли на борт и, сражённые выстрелами, падали в воду. Во время этого нападения, продолжавшегося около получаса, погибло их не менее полусотни человек.

Видя безнадёжность предприятия, туземцы повернули к берегу. В этот момент из-за мыса показалась шлюпка с матросами, отправлявшимися за пресной водой. Две-три пироги повернули в её сторону, но выстрелы заставили их отступить.

Потери оборонявшихся были невелики: трое легко раненных, выбитые окна в каютах, изорванный в клочья парус, которые не успели вовремя убрать. Когда кутер приблизился к берегу, так что отчётливо были видны хижины деревни, О’Хара, находившийся на борту, узнал ту, в которой поселился Пальди. Забора, выстроенного вокруг людьми шхуны «Морская птица», не существовало. По всему было видно, что Пальди уже нет в живых.

Узнав эту историю, Миклухо-Маклай хотел выяснить, чем же завершилась история пребывания торговца на острове людоедов. Её удалось узнать у малайца Ахмата, который находился в деревне Суоу на острове Андра в качестве пленника. Его пришлось выкупить, заплатив большим американским топором, шестью саженями красной бумажной материи, тремя большими ножами, двенадцатью кусками железа, двумя ящиками спичек и половиной кокосовой скорлупы бисера. Туземцы, вкусившие прелести цивилизации, научились торговаться.

Об участи Пальди Ахмат сообщил то, что узнал от местных жителей. Через месяца три после ухода «Морской птицы» его убили, а все вещи разграбили. Защищался ли он перед смертью или был сражён неожиданно — неизвестно. Тело его разрезали на куски и стали готовить кушанье, однако никто не пожелал есть подозрительное мясо белого человека. Его голову оставили как трофей, а куски тела сложили в пирогу, отвезли в море и бросили на съедение рыбам.

Судьба О’Хары была не столь трагична, хотя и плачевна. У него был определённый запас красного вина и бренди. От тоски и одиночества он стал пить, всё чаще впадая в невменяемое состояние. Свои торги вёл безалаберно. Туземцы потеряли к нему уважение.

В одно прекрасное утро, когда он с похмелья пошёл купаться в море, то, выйдя из воды, увидел душераздирающее зрелище: туземцы, как муравьи, сновали вокруг его хижины, вынося всё, что могли и желали схватить. Торговец побежал к ним с возмущёнными криками. Его остановили копья. Такое препятствие не удалось преодолеть, и вскоре О’Хара остался один возле полностью обчищенной хижины.

Оставшемуся без каких-либо средств к существованию и не умеющему добывать пищу, ему оставалось одно: умереть. Несчастный стал бродить по деревне, выпрашивая подаяние. Над ним сжалился пожилой туземец по имени Мана-Салаяу, который жил один: жёны умерли, а дети давно уже обзавелись семьями. Он кормил жалкого белого человека, несмотря на то, что над ним потешались многие жители деревни: мол, этот белый даже в пищу не годится. Тем не менее Мана-Салаяу и его сын Пакау не дали О’Харе погибнуть.

Узнав историю тредора, Маклай отправился с Ахматом в эту деревню и отыскал Мана-Салаяу и Пакау. Пользуясь тем, что Ахмат знал местный язык, Маклай поблагодарил двух сострадательных и гуманных людоедов и дал им подарки. Старик Мана-Салаяу очень расчувствовался, даже всплакнул.

В деревне Суоу Маклаю удалось выкупить пять закопчённых черепов, причём туземцы по каким-то приметам называли имена тех, от кого остались эти черепа, жителей отдалённых деревень. Ахмат пояснил, что эти пять человек уже мёртвыми были принесены в Суоу и съедены в том самом общественном доме.

На острове Андра, раздевшись для купания в море и оставшись в коротких малайских штанах, Маклай привёл в изумление и восторг присутствовавших туземок волосатыми ногами и грудью, а также белизной тела. Они наперебой принялись его обнюхивать.

Он вошёл в море. Местный юноша Качу и несколько детей последовали за ним. Они резвились и плавали как рыбы, Маклаю сделалось обидно, что он так и не научился плавать. Качу тащил его на глубину. Пришлось отбиваться.

Выйдя на берег, учёный постарался объяснить своё поведение. Бросив в воду обломок дерева, он сказал «Качу». Бросив затем камень, который тут же пошёл ко дну, назвал своё имя. Присутствовавшим такое объяснение понравилось. Улыбаясь, они повторяли: «Качу — дерево, Маклай — камень».

В этой же деревне Маклаю довелось наблюдать обычай, связанный со смертью пожилого уважаемого человека. Женщины тянули заунывную песню, некоторые из них рыдали, а одна пожилая, по-видимому жена покойного, упала на землю в истерике, царапаясь в кровь об острые выступы кораллов, а затем обломком коралла стала наносить себе раны. Войдя в хижину, стала с пронзительными криками теребить своего Панги и обнимать, поднимать его голову, трясти за плечи и повторяя его имя, как будто старалась разбудить спящего.

Оставив покойного, вся в поту, крови, песке и грязи, вдова принялась приплясывать, напевая какую-то жалобную песню. Женщина обращалась к покойнику, не сводя с него глаз и порой плясала неистово. Устав, она отошла в сторонку. Её заменила другая плясунья и плакальщица. А первая, подобно актрисе, вышедшей за кулисы, жадно выпила воды и стала деловито обмывать раны, переговариваясь с соседками. У Маклая не оставалось сомнений, что вся эта картина, которую он наблюдал, сидя в уголке хижины, является ритуалом, сохранившимся с древних времён.

Через некоторое время покойника выкрасили красной охрой, нацепили на него украшения из раковин. В хижину постоянно входили женщины, начиная заунывный вой, а то и пускаясь в пляску. После полудня мужчины установили несколько деревянных барабанов и начали выбивать оглушительные звуки. Пляски женщин в хижине и вокруг неё продолжались при свете луны.

Поздней ночью под яростные стуки барабанов в хижине появился немолодой мужчина, весь вымазанный чёрной краской или сажей. Все расступились, освобождая ему путь. Он остановился в двух шагах от покойника. Возле него встали две женщины. Все трое, подняв руки над головами и расставив ноги, стали вопить с ужасающей силой. Столь же громко грянули барабаны. Когда мужчина вышел из хижины, шум разом прекратился и все стали расходиться.