Анри Монфрейд - Приключения в Красном море. Книга 1 [Тайны красного моря. Морские приключения]

Погонщики — арабы из племени бени-мзеллах, очень смуглые, с правильными и тонкими чертами лица и вьющимися пышными волосами, ниспадающими на плечи. Их великолепные обнаженные торсы лоснятся, а на широком хлопчатом поясе сверкают серебряные изогнутые ножны. Небольшая цветная тряпка — фота — едва доходит им до середины бедер.

Благодаря моему одеянию и моей загорелой коже, в соответствии с местным обычаем смазанной маслом, я не привлекаю внимания. Салах, слегка смахивающий на негра, вполне может сойти за раба-оруженосца, непременного спутника любого представителя среднего сословия.

Когда мы приближаемся к укрепленному городу, силуэт которого смотрелся столь внушительно на фоне розового утреннего неба, наши иллюзии рассеиваются: эти башенки и каменные караулки оказываются всего лишь крышами хижин. В отличие от обычных крыш, где солома уложена прямыми конусами, они имеют здесь очень удлиненную форму стрельчатых сводов.

В нашу сторону из города, окутанный облаком пыли, едет на осле всадник. Этот араб, весь увешанный роскошными кинжалами и одетый в жилет из зеленого шелка, — аскер Омера-эль-Бахара [46] См. сноску на с. 25. , которого послали навстречу нам, чтобы выведать, откуда мы приплыли; он просит предъявить документы. Я вручаю ему патент, полученный в Массауа, убежденный в том, что он не поймет в нем ни слова.

Аскер поворачивает обратно в город, предлагает мне сесть на его осла: он доставит нас к своему господину, Омеру-эль-Бахару. Я понимаю, что меня уже ждут в Меди. Ночной курьер, посланный шейхом Ибрагимом, сделал свое дело.

Мы приближаемся к городу, и нас начинают атаковать тучи мух.

Город Меди возник в результате междоусобных войн арабских племен. Возведенный при помощи ветвей и пальмовых листьев, он раскинулся на большой территории и насчитывает около десяти тысяч жителей.

Каждая соломенная хижина окружена херибой [47] Хериба — изгородь вокруг вспомогательного строения, куда на ночь загоняется скот. Она состоит из колючих ветвей или жердей, воткнутых в землю друг возле друга и соединенных пальмовыми листьями. ( Примеч. авт. ) , покрытой отбеленными в извести циновками. Таким образом, улицы представляют собой узкие извилистые проходы. В этот утренний час в воздухе витает запах фимиама, так как после пробуждения домохозяйки приступают к изгнанию злых духов и обходят с курильницей в руках все уголки своего жилища. Бесспорно, эта процедура позволяет избавиться от мух, во всяком случае на какое-то время.

Мы пересекаем небольшие площади, где работают масляные мельницы: они представляют собой полый древесный ствол, в котором прочный деревянный брус, утяжеленный при помощи крупных камней, перемалывает масличные зерна. Старый тощий верблюд, израненный и покрытый мухами, ходит по кругу, приводя в движение это допотопное устройство, его глаза заслонены двумя круглыми корзинками конической формы, поэтому кажется, что верблюд носит какие-то нелепые очки. Столь же древний и еще более изможденный араб, тело которого лоснится от масла, также ходит вокруг ствола, одной рукой помешивая маслянистую массу, а другой стегая длинным ремнем тощие заляпанные грязью ляжки своего старого приятеля. И всякий раз, когда раздается свист ремня, туча мух как бы вырывается откуда-то из недр этого молчаливого животного, чье спокойствие уже больше не может быть омрачено какими-либо переживаниями. Его широкие упругие копыта ступают по белой пыли размеренно и неторопливо.

Затем мы попадаем на торговые улочки, где выстроились рядами сотни похожих одна на другую лавочек; это дуканы шириной всего два метра. Они напоминают цепь ячеек, в каждой из которых араб, как правило, грязный, болезненного вида подросток, обладающий женственной и порочной наружностью, предлагает клиентам всякую всячину в крохотных бумажных кульках. На прилавке в небольших кучках или стеклянных банках представлено все, без чего немыслима жизнь арабов: рис, сахар, финики, перец, имбирь, кардамон, рыболовные крючки, настойка хны, сандалии, ткани и т. д. и т. п.

Во всех этих улочках, кишащих бедуинами, пахнет пряностями, прогорклым маслом и крысиной мочой.

Преодолев множество поворотов, мы подходим к дому Ахмеда Тахера, сына шейха Тахера. Он и есть тот самый Омер-эль-Бахар.

Я говорю ему, что приехал сюда повидаться с Саидом Мухаммедом Хидрисом и заодно попросить у него пропуск, разрешающий мне пребывание на Фарасане.

Мне бросается в глаза недоверчивый вид этого араба, и в приоткрытую дверь я замечаю толпу людей, взгляды которых устремлены на меня. Нет сомнений в том, что мое появление было предварено какой-то распространившейся здесь сенсационной легендой.

Тахер молча выслушивает меня и удаляется, сославшись на необходимость уведомить визиря Мухаммеда Йяйя.

Меня оставляют наедине с Салахом, который, повинуясь местным обычаям, приставил мое ружье к стене у двери. Я обнаруживаю, что чья-то невидимая рука его похитила. Правда, при мне есть еще браунинг, но какой в нем может быть толк?..

Некоторое время спустя раб приносит лепешки из дурра, поджаренные на козьем масле, кислое молоко, жареное мясо и финики.

Снаружи сидит на корточках дюжина вооруженных рабов, охраняющих хижину, в которой я нахожусь. Проходит не один час. Я притворяюсь спящим. Салах не скрывает своего беспокойства и обдумывает план побега.

За исключением оставшихся на судне матросов, никто в мире не знает, где я: тот факт, что я отбыл из Массауа, последнего пункта, посещаемого европейцами, намереваясь добраться до Джибути, может, наоборот, лишь направить поиски по ложному следу.

Прекрасная возможность избавиться от меня, так как несчастные негры, ждущие нас на борту, тут же будут проданы в рабство и отправятся в глубь материка, и пройдет много времени, прежде чем они вернутся назад и расскажут о случившемся.

Очевидно, именно в этом заключается замысел англичан, но посмеет ли Хидрис либо его визирь совершить убийство, зная, что я француз?.. Теперь я понимаю, почему англичанам было нужно выдать меня за немецкого шпиона.

Наконец в два часа пополудни в комнату входит рослый, вооруженный огромной саблей раб-суданец, он молча подает мне знак следовать за ним.

Появление этого безмолвного чернокожего человека, как в романтических драмах, способно было произвести устрашающее впечатление, не знай я по собственному опыту, что на Востоке все улаживается, если у тебя хватает мудрости не делать из всего трагедии.

В течение нескольких минут мы следуем по городским улицам и подходим к большому зданию в арабском стиле. На залитом солнечным светом фасаде зияет темный провал большого сводчатого подъезда. Мы оказываемся в некоем подобии просторного довольно темного коридора. Он заполнен лежащими на полу пленниками, их щиколотки охватывают соединенные друг с другом большие железные кольца.