Дмитрий Дмитриев - Император-отрок. Историческая дилогия

– Увы, Маруся, теперь я не важный, а опальный, ссыльный. Твоего мужа я знаю, но ничего не могу теперь сделать для него: он и многие другие страдают невинно потому только, что находились в дружбе с моим сыном Иваном. Ты не отчаивайся, Маруся, твоего мужа вернут, потому что никакой вины за ним нет.

– Где, князь, вернут? Погубят его, погубят! Но если погибнет он, то и я погибну: ведь без него мне нет жизни. Да и для кого мне тогда жить, когда его не станет?

– Ты забыла, что у тебя есть отец.

– Его я не знаю, да и он знать меня не хочет.

– Ты говоришь неправду, Маруся, отец любит тебя.

– Вы, князь, говорите «любит», стало быть, вы знаете моего отца? – быстро спросила Маруся Алексея Григорьевича.

– Да, знаю… – взволнованным голосом ответил ей князь.

– Если знаете, то скажите, кто мой отец, о том прошу усердно, скажите!.. Говорят, он – важный барин…

– Был важным, а теперь ссыльный, опальный.

– Как, Господи? И мой отец в ссылке?

– Да, Маруся! У твоего отца было много врагов, много завистников… Когда был жив покойный император-отрок, тогда твой отец был в большой чести и славе, враги не смели пикнуть пред ним, униженно кланялись ему, за счастье считали единый ласковый взор его. Со смертью Петра Второго померкла звезда счастья твоего отца, лев стал бессилен. Тут встрепенулись враги и стали лягать его… На бессильного обрушились вся их злоба и вражда!

– Бедный отец, как мне его жаль, как жаль!

– Добрая, славная Маруся! Ты жалеешь своего отца, который не жалел тебя?

– Да! А все же, князь, вы не сказали, кто мой отец?

– Он… стоит перед тобою, – чуть слышно промолвил Алексей Григорьевич.

– Как? Что вы сказали? – меняясь в лице, воскликнула Маруся. – Вы, вы – мой отец? Дорогой батюшка! – захлебываясь слезами, воскликнула она и бросилась обнимать отца.

– Дочка, милая, сердечная… Так ты простила меня?

Князь сам плакал слезами радости и целовал лицо, голову дочери; он хотел поцеловать ей руки, но Маруся быстро отняла их, проговорив:

– О каком прощении, князь-батюшка, изволишь говорить? Никакой вины твоей предо мною нет, да и быть не может. Послушай, князь-батюшка, что я тебе скажу. С того дня, как солдаты увезли моего Левушку, я не жила на свете, я мучилась, ни днем ни ночью не находя покоя. А теперь, назвав меня своею дочерью, ты подарил меня большим счастьем, хоть и на время, а все же я забыла и страшное горе, и гнетущую тоску. Ведь я отца нашла!

Тут сердечная беседа между отцом и дочерью прервалась: в горницу вошел секунд-майор, а за ним его дворовый нес большой поднос, уставленный закусками и вином.

– Прошу, князь-государь, во здравие испей винца и закуси, чем Бог послал, – кланяясь, проговорил Петр Петрович.

– Напрасно беспокоишь себя, господин майор.

– Дядюшка – большой хлопотун и хлебосол, любит угостить! – с улыбкою проговорила Маруся.

– Что это, племянушка, за чудо? Кажется, ты повеселела? Или дорогой гость тебя чем-либо потешил?

– И то, потешил, дядюшка, да как еще потешил.

– Что, неужели от мужа весточку принес? Проси, Маруся, князя, кланяйся ему! Он добрый, заступится за Левку.

– О том мы и говорили с Марьей Алексеевной.

– Спасибо, князь-государь, за внимание! Будь добр, помоги ей, чем можешь! Да вон, кстати, и у меня до твоей милости просьба. Разбойники меня обидели, житья от них не стало. Невдалеке от моей усадьбы есть лес густой, в нем и свили они себе гнездо, разором разоряют, тащат все, да еще грозятся выжечь.

– Что ж ты воеводе и властям не жаловался?

– Жаловался, да тебе, князь-государь, конечно, известно, что к воеводе или к приказным с «сухой жалобой» не ходят, а мне им дать нечего, потому что все деньжонки, что есть у меня, берегу, на выручку племяша пригодятся. В Москву, слышь, собираюсь ехать, за племяша просить поеду.

– Напрасен труд, господин майор: и большие деньги не помогут. Выручить твоего племянника теперь едва ли можно – выждать время надо. А помочь тебе я помогу и от разбойников тебя освобожу. Дворня у меня большая и оружия всякого вволю; хоть не одна сотня будь злодеев, укротить я сумею. Завтра же я назначу облаву на разбойников, ты сам нас поведешь в лес. – Князь Алексей ласково простился с майором и, обращаясь к Марусе, с волнением проговорил: – И с вами, Марья Алексеевна, надеюсь я снова свидеться, мне надо о многом с вами говорить.

Князь Алексей на следующее утро явился в майорскую усадьбу с отрядом своих дворовых, состоящим из сотни молодцов, хорошо вооруженных. Сам он ехал на прекрасном жеребце впереди своего отряда.

Князя Ивана с ним не было. Хотя он и порывался примкнуть к отряду отца, идущего против разбойников, но молодая княгиня Наталья Борисовна со слезами упросила его остаться с нею и не подвергать свою жизнь опасности.

Гвоздин, прихватив с собою десятка два здоровых мужиков и парней и вооружив их чем попало, присоединился к отряду Долгорукова, и оба отряда направились в лес.

В самой непроходимой чаще этого леса, на небольшой поляне, окруженной частыми вековыми соснами, шайка разбойников свила себе гнездо из нескольких землянок и шалашей.

Майор и его крепостные мужики хорошо знали все лесные дороги и тропинки. Они тихо подошли к логовищу и накрыли разбойников врасплох, выстрелами положили насмерть многих разбойников, остальные же, оказав незначительное сопротивление, бросились бежать, но меткие пули догоняли их.

Немало было убито разбойников, немало и взято живыми.

С крепко скрученными руками, под конвоем дворовых Долгоруков отправил разбойников в близлежащий город на суд и расправу, а убитых разбойников приказал зарыть в огромную могилу без церковного погребения.

Таким образом, лес был очищен от разбойников.

Старик майор стал благодарить Алексея Григорьевича.

– Благодарить меня не за что, я сделал то, что сделал бы всякий честный человек на моем месте, а если ты мою послугу считаешь стоящей благодарности, то отблагодари меня вот чем… – И Долгоруков, не договорив, задумчиво наклонил свою голову.

– Чем, князь-государь? – спросил у него Петр Петрович. – Я готов всем, чем пожелает твоя милость, отблагодарить тебя.

– Отпусти погостить ко мне в усадьбу твою племянницу.

– Племянницу погостить? – с удивлением воскликнул старый майор. – Что же, пожалуй. Только поедет ли с тобою, князь, Маруся? Ведь она ждет возвращения мужа. Да и самому мне грустно расстаться с Марусей!.. Привык я к ней и полюбил как дочь родную. Кроме того, дивлюсь я, что ведь ты, князь-государь, раньше Марусеньку не знал, лишь вчера познакомился, а уже гостить к себе зовешь.

– Придет время, узнаешь все, только слово я тебе даю, что с твоей племянницей худого ничего не будет – я беречь ее стану как дочь родную. А к себе в усадьбу зову ее еще потому, что там, живя с моими дочерьми и молодой невесткой, она хоть несколько рассеет свое горе. Я и моя семья родными, близкими ей будем. В том готов тебе поклясться, если словам моим не веришь.