Святослав Воеводин - Ратник княгини Ольги

Народ, возлюбивший Ольгу, превозносил ее за умение побеждать врагов не только силой, но умом и хитростью. Княгиня могла переговорить любого, запутав его в словесной паутине, заморочив голову, отведя глаза от главного. В ней было что-то колдовское, не поддающееся разумению. Иначе как бы ей удавалось превосходить умом всех мужей, с которыми она имела дело?

Это потрясало воображение людей. Они восхищались своей княгиней до такой степени, что не просто прощали ей жестокость, а оправдывали ее. Ольга была для них светочем, надеждой, опорой.

Сколько князей до нее сражались с древлянами, то одерживая победу, то отступаясь? И только одной Ольге удалось не только разгромить соседей, но и полностью подчинить их себе.

Обособленность древлян осталась в прошлом. Теперь они даже не помышляли о том, чтобы оказывать сопротивление. Им запретили иметь дружины численностью свыше ста человек, все приграничные укрепления были снесены.

Пройдясь с войском по древлянской земле, Ольга подавила последние очаги сопротивления и повсюду назначила свои уставы и уроки, то есть размеры дани на многие годы вперед. Повсюду, где она задерживалась, оставались так называемые становища, где сидели наместники, собирающие дань. Кроме того, Ольга выбирала и определяла места княжеской охоты, куда не смели соваться посторонние.

Вполне довольная результатами своего похода, она перезимовала в Киеве со Святославом, а потом отправилась на север, чтобы укрепить свою власть над Новгородом и Псковом.

Отъезд был омрачен ссорой с сыном. Узнав, что мать собирается в новый поход, он несколько дней дулся, избегая любых встреч и разговоров. А накануне ее отъезда неожиданно объявился в покоях. Личико его было упрямым, глаза смотрели колюче и сердито. Отметив это про себя, Ольга решила держаться холодно.

– Посиди там. – Она указала на кресло, поставленное для гостей. – Сейчас закончу.

То время, пока она дочитывала какую-то грамоту с сургучной печатью, показалось Святославу вечностью. Ему казалось унизительным сидеть и ждать, пока на него обратят внимание.

– Я князь! – объявил он звонко и сполз с кресла, в котором ноги не доставали до пола.

– Да? – спросила Ольга, неспешно откладывая грамоту и поднимая взор. – И что? А я княгиня. И твоя мать к тому же.

– Сперва ты Киев у меня забрала, – выпалил Святослав с ненавистью. – А теперь в Новгород метишь. Не пущу. Это мой город. Я князь Новгородский.

– Соплив ты пока для князя.

– Да как смеешь ты, баба, против мужской воли идти?

Святослав не успел заметить, как мать оказалась рядом с занесенной рукой. Шлеп! Его щеку обожгла увесистая оплеуха. Шлеп! Голова мальчика качнулась в противоположную сторону.

– Еще? – спросила Ольга. – Добавки хочешь?

Святослав попятился, глядя на нее, как звереныш, загнанный в угол: цапнуть страшно, но зубки на всякий случай оскалены.

– Не смей меня бить! – прошипел он.

– Пока не буду, – спокойно сказала Ольга, собрав руки под вздымающейся грудью. – Если не заслужишь.

Бросив на нее еще один затравленный взгляд, Святослав направился к выходу.

– Стой, – прозвучал материнский голос.

Как будто бич хлестнул за спиной. Мальчик замер в неустойчивом равновесии. Наконец поставил поднятую ногу на пол и озирнулся.

– Прежде чем уйдешь, я тебе вопрос задам, – сказала Ольга. – А ты ответишь.

Святослав повернулся к ней лицом. Пальцы его рук, заведенных за спину, сплетались и расплетались. Стоял набычившись, зыркая из-под насупленных бровей.

– Чего тебе? – спросил он с вызовом.

– Неправильно со мной разговариваешь, – бесстрастно заметила Ольга. – Следует спросить: чего желаешь, матушка?

Святослав поджал губы, но, стоило матери шагнуть вперед, выдавил из себя:

– Чего тебе надобно, матушка?

– Мне надобно прояснить одну вещь, сын мой. – Ольга присела, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Кто учит тебя непокорство проявлять? Кто настраивает тебя против меня?

– Никто, – буркнул Святослав, не вынимая рук из-за спины.

– Скажи добром. Мы ведь родные с тобой, одна кровь. А тот, кто тебя подзуживает, хочет нас рассорить для своей выгоды.

– Никто меня не подзуживает, – упрямился мальчик.

На его остром личике появилось торжествующее выражение. Он смекнул, что своим упорством может безнаказанно досаждать матери, и пользовался случаем. Ольга тоже это поняла и медленно поднялась.

– Ладно, – молвила она. – Не хочешь говорить, не надо. Я у Ясмуда спрошу.

– Твой Ясмуд глуп, – сказал Святослав. – Надоел мне. Хватит его привечать. Гони его.

Каплевидные глаза Ольги превратились в две узкие щели.

– И тут ты не со своего голоса поешь. Кто-то учит.

– Я сам себе указ. Я – князь. – Сын ударил себя кулаком в грудь. – Ты состаришься, и я на престол сяду. Поглядим тогда.

Выпроводив его, Ольга кликнула к себе Ясмуда. Запыхавшийся, он явился почти сразу, пряча перепачканные руки.

– Что там у тебя? – раздраженно спросила она.

– Не успел отмыть, – пояснил он смущенно.

– Это я вижу. Почему пальцы черные?

– Чернила делал, княгиня. Евангелия переписываю.

– Зачем они тебе, раз уже есть? – не унималась Ольга, не успевшая остыть после спора с сыном.

– Чтобы другие тоже прочли, – ответил Ясмуд, улыбаясь светло и просто.

– Другого занятия не нашел?

– Нет, княгиня.

Он редко звал ее по имени, хотя ночевал в Ольгиных покоях как минимум раз в неделю. Странное дело, но это их не сближало. Напротив, ей казалось, что Ясмуд отдаляется все больше. Куда-то туда, откуда все ее государственные дела представлялись нелепыми и смешными. Ее это сердило и немного пугало.

Все чаще задумывалась Ольга над тем, что с ней будет, если учение Христа истинно. Прежде все было просто и ясно. После смерти она опять станет княгиней в далеких краях, куда нет ходу при жизни. Там будет все то же: борьба за престол, войны с соседями, победы и поражения. Но мысль о Страшном суде, через который пройдут все в свой черед, не давал Ольге покоя. Услышав про то, как мертвые восстанут, чтобы получить воздаяние за свои плохие и добрые дела, она сердцем почуяла, что это правда. Возможно, она всегда предполагала нечто в таком роде, но гнала от себя догадки, чтобы ожидание будущей расплаты не отравляло нынешнюю жизнь. После разговоров с Ясмудом это сделалось невозможным.

– Княги-иня, – передразнила она. – Все о любви божьей толкуешь, а от самого слова ласкового не дождешься.

– Твоя правда, Ольга, – потупился Ясмуд.

– Почему не Ольгонька? – спросила она нервно.

Он покачал головой:

– Боюсь привыкнуть. Ляпну при посторонних, сраму не оберешься.

– Думаешь, дворня ничего не видит, не слышит?

– Пока мы приличия соблюдаем, они тоже помалкивать станут, – сказал Ясмуд.