Василий Масютин - Царевна Нефрет [Том II]

Профессор Шер невесть для чего ощупывал раскрашенную статую и бормотал:

— Странно, очень странно… Кто знает? Быть может, здесь скрывается какая-то сверхъестественная сила…

Непонятно было, говорил ли он с издевкой или готов был поверить в невероятное. Он вернулся к телу Нефрет, наклонился к Райту и сказал, словно обращаясь одновременно и к нему, и к спящей царевне:

— Я хотел бы вам кое-что предложить… Я буду посещать эту… особу ежедневно, но вы должны дать мне слово, что ничего не предпримете без моего ведома. Я обхожу закон, господин профессор, но поступаю так исключительно ради высшей цели, которая нас объединяет — ради науки…

Кэти зашла к Райтам, но не застала никого, кроме секретаря. Она не была разочарована.

— Как вам работается?

— Госпожа Ландсберг, вы, кажется, уже знаете…

— Знаю. Вы очень этим огорчены?

— Я не могу работать. Шеф стал совсем ненормальным.

— И вы намерены его покинуть?

— Легко сказать, но найти сегодня место…

— Если вам подойдет, я могла бы поговорить с мужем. Ему нужен деловой и интеллигентный секретарь.

— А что скажет госпожа Райт?

— Вы ведь не на нее работаете. Вы ее так боитесь?

— Боюсь? Я вообще не имею к ней никакого отношения.

— Что ж, подумайте. Остальное я беру на себя.

— Подумаю.

— Позвоните мне, я вам помогу.

— Очень рад.

Тот факт, что в музее находится какое-то загадочное тело — люди избегали выражения «труп» — невозможно было долго утаивать. Сторож увидел в замочную скважину женскую голову на подушке. Тело было прикрыто покрывалом, но это уже не имело значения. Теперь он не сомневался, что в ту ночь видел голые ноги… Авто приезжало неспроста. Известный врач долго советовался с профессором в кабинете в связи с тем же делом. Врач, профессор Шер, приходил на протяжении нескольких дней. Все было более или менее очевидно.

Однажды, как раз в тот момент, когда врач находился в кабинете Райта, явилась какая-то комиссия. Полицейский врач, знавший профессора Шера в лицо, немного удивился, встретив здесь коллегу. Он состроил деловитую мину: дескать, к науке мы всегда относимся с величайшим почтением, но закон превыше всего, ничего не поделаешь.

Начали обсуждать сложившуюся ситуацию. Полиция выразила сожаление, что узнала о мертвом теле с таким опозданием и из третьих рук. Райт стоял сбоку и молча слушал, точно вопрос его ничуть не касался.

Полицейские чины потребовали передать тело незнакомки под опеку властей. Только теперь Райт заволновался. Он пытался убедить чиновников, что это лишнее, что тело может остаться в музее под строжайшим постоянным присмотром, что он готов дать любое поручительство и даже взять на себя личную ответственность.

Затем, когда просьбы не помогли, Райт начал доказывать, что мумия является его частной собственностью и ее не имеют права отбирать. Против этого никто не возражал, но довод не отменял силы закона.

Райт не пожелал назвать фамилию химика, который восстановил высохшее тело, придав ему гибкость и упругость. Он боялся, что Кранц решит ему отомстить. Перед ним маячила фигура знахаря Суаамона. Ему не хотелось снова столкнуться со старцем — при их последней встрече тот произвел на Райта впечатление безумца.

Но полицейский допрос оказался весомей профессорских рассуждений. И Райту пришло на ум, что он сможет спасти Нефрет, оставить ее у себя, если назовет фамилию своего сообщника.

Полиция наведалась в квартиру Кранца и нашла старика мертвым. Он лежал в той самой ванне, где Нефрет семьдесят дней омолаживалась в целебной купели — лежал в рубашке, штанах и домашних туфлях. Тело погрузилось в темноватую гущу. Кожа Кранца приобрела неестественный красный оттенок, на лице застыло удивленное выражение.

Следствие не выявило никаких признаков насильственной смерти, хотя по полу большой комнаты и в коридоре тянулись кровавые пятна. Нетрудно было догадаться, что эти пятна оставил сам Кранц и что кровь текла из небольших порезов на руках, которые он себе нанес. Эти ранки не могли привести к смерти. Все склонялись к мнению, что химик собрался проверить изобретение на себе и улегся на ночь в ванну, надеясь подвергнуться воздействию живительного эликсира.

Полиция приступила к сбору сведений о покойном. Нашлись несколько человек, хорошо его знавших. Один из соседей, аптекарь, с большим уважением отзывался о разносторонних изобретательских талантах Кранца. Кранц умел так хорошо восстанавливать старые ботинки и калоши, что их было не отличить от новых. Как-то даже показал дохлую лягушку, которая двигалась, как живая; Кранц уверял, что предварительно засушил ее.

«А в общем, это был добросердечный чудак, веривший в прогресс науки и другие фантазии…»

Один из сотрудников государственной библиотеки опубликовал отрывки из брошюры Кранца, написанной еще 30 лет назад. В этом хаотичном труде уже тогда упоминались методы обновления засохшей или омертвевшей кожи. Научные данные сочетались в брошюре с практическими советами из области косметики и философскими размышлениями о процессах жизни и смерти и различных случаях оживления считавшихся мертвыми существ. Соображения Кранца были не лишены интереса и довольно оригинальны. Замечания автора свидетельствовали, что он был знаком с исследованиями многих крупных ученых и вполне мог бы вести самостоятельную научную работу. Вероятно, недостаток средств заставил Кранца избрать кратчайший путь и он вместо анализа свойств человеческой кожи занялся опытами по восстановлению поношенных ботинок. Эксперимент над Нефрет стал величайшим достижением его жизни. Кранц не подготовился к нему должным образом и неожиданная возможность доказать свой научный талант, очевидно, потрясла его до глубины души.

Решение относительно дальнейшей судьбы тела Нефрет почти удовлетворило Райта. Было решено, что тело может оставаться в музее, но только под наблюдением врачей. Нефрет перенесли в отдельную комнату, смежную с залом, где располагались вещи царевны.

На нее надели длинную белую юбку, закрывавшую ступни, и белую блузку с короткими рукавами, а затем положили тело в стеклянную витрину на надутый резиновый матрац. Ученые разработали специальный аппарат, который должен был подать сигнал в случае появления малейших признаков жизни.

Старый служитель прохаживался по музею, покачивая головой.

— С новым директором музей превратился в паноптикум. А сейчас еще закрыли балаган с восковыми фигурами… тот, на площади… как его там… и мы, того и гляди, заполучим всех его посетителей.

Когда Райт вернул ему подушку, на которой покоилась голова Нефрет, сторож подарил ее свояку на именины, но ни словом не обмолвился, кто на ней лежал.