Василий Масютин - Царевна Нефрет [Том II]

— Пускай свояк почивает и хвалит мое доброе сердце… Я не смог бы спать на ней спокойно после этой египетской колдуньи…

Для прессы история с омоложенным телом, лежащим под стеклом в окружении научной аппаратуры для контроля за дыханием и биением сердца, да еще под присмотром специальной комиссии, стала настоящей сенсацией. «Иллюстрированный журнал» посвятил целый номер египетской царевне и ее приключениям с профессором, химиком, врачами и полицией. «Кто знает, не стоим ли мы накануне опытов, которые будут иметь переломное значение для консервации человеческого тела и восстановления постаревшей кожи, то есть для проблемы старости и… жизни всего человечества?» — с апломбом писал автор статьи.

Неудивительно, что в музей хлынули толпы посетителей, мечтавших взглянуть на таинственную царевну, которая могла вот-вот проснуться. А иначе зачем возле нее поставили аппарат? Его бы не было, считай ученые, что царевна мертва.

Служители сбивались с ног, и музейный сторож от имени своих товарищей обратился к дирекции с предложением взимать отдельную плату за осмотр комнаты со спящей под стеклом царевной. Входя туда, люди обязательно начинают задавать вопросы, а это отнимает время, да и горло болит. Служители, заучившие несколько общих фраз о происхождении Нефрет, ее путешествии в Европу и проведенном над ней эксперименте, получили прибавку к окладу, поправили состояние своих карманов и уже не жаловались на директора, хотя и продолжали многозначительно улыбаться. Они гордились тем, что интеллигентные люди расспрашивают их теперь о сложных вопросах жизни и смерти.

Секретарь Райта пришел попрощаться с Мэри, уведомив ее, что покидает свое место. Мэри не удивилась.

— И все-таки мы ошиблись, — засмеялась она. — А ведь были так убеждены…

— Когда?

— Тогда, когда увидели моего мужа в машине рядом с Нефрет.

— А вы уверены, что тогда с ним была мумия? — злобно и резко парировал секретарь, которому уже не к чему было таиться.

Кто-то пустил в прессе слух, что тело Нефрет — искусственная кукла из фаянса и папье-маше, и что Райт заказал ее с целью увеличить доходы музея, то есть занимается шарлатанством.

После этого газета, опубликовавшая сенсационную новость, вынуждена была поместить опровержение.

Врачебная комиссия исследовала тело рентгеновскими лучами и подтвердила, что все органы в нем остались в целости, а жизненные процессы были прерваны каким-то таинственным способом. Под коротким коммюнике значились фамилии знаменитых врачей, чью компетентность никто не мог поставить под сомнение.

Как же так, раздумывал Райт: человеческий организм сохранился в целости, ученые его осматривают, но никто не в силах вдохнуть в него жизнь… Может, Суаамон или Кранц?..

Но все это — лишь вопрос времени. Ему, Райту, удалось обратить ход времени вспять. Даже среди белого дня, с полным сознанием происходящего вокруг, он видел Нефрет такой, какой она была три тысячи лет назад. Если она не изменилась за столь долгое время, то время не должно играть никакой роли. Ясно, что ее сердце остановилось, но тело осталось таким же… оно может в любую минуту отозваться, и Нефрет вернется к жизни… Нужно только одно усилие — волевое. Воля ее или его. Важно только уловить правильное мгновение, поймать форму… Райт и сам не сумел бы ответить на вопрос, что именно нужно сделать: грандиозность проблемы поражала и подавляла его, как дикаря — впервые увиденный автомобиль.

Один эксперимент врачей навел Райта на интересную мысль. Медики проверяли реакцию и пружинистость мышечной ткани; когда сквозь мышцы проходил электрический ток, они сокращались, создавая впечатление движений живого человека.

Райт накупил книг по анатомии, заперся в библиотеке и принялся изучать тайны человеческого тела.

Подозрение, которое заронил в сердце Мэри секретарь Райта, не давало ей покоя. У нее не было никаких доказательств. Но что, если зрение ее не обмануло и в авто рядом с мужем и впрямь сидела тогда какая-то молодая женщина?

Ей больше не хотелось за ним следить. В тяжелую минуту, пережитую обоими, Мэри едва ли не впервые убедилась, что все-таки любит своего мужа. Если бы ей пришлось остаться сейчас одной, да еще и обманутой, она чувствовала бы себя действительно несчастной и беззащитной. Она уже свыклась с рассеянностью мужа и с тем, что он не любил крикливого общества салонных знакомых.

Мэри даже готова была признать, что все эти гости на приемах — скучны и неискренни; роль светской дамы, хозяйки дома, перестала ее привлекать.

Но все же она больше, чем когда-либо, нуждалась в друге, чтобы поделиться своими невеселыми мыслями, попросить совета, хотя бы на время забыть о домашних невзгодах. Встречи с Кэти были слишком холодными. С тех пор, как «их» секретарь перешел на службу к отцу, Мэри с неудовольствием встречала его там в новом амплуа.

Именно в те дни она познакомилась в одном доме с балтийским немцем, бароном Бильдерлингом. Он выделялся среди надутых, каменных немцев свободными манерами. Было в его характере что-то сильное, здоровое, порой даже грубоватое, но искреннее.

Потеряв все свое состояние во время революции, он уехал в Германию, где начал жизнь заново. Бильдерлинг участвовал в российской гражданской войне; слушая его истории, женщины закатывали глаза и от страха переставали дышать. Без всяких прикрас и рисовки барон рассказывал, как собственноручно расстреливал пленных большевиков. Война изменила его: он не знал сомнений и угрызений совести, не ведал тоски и не понимал сантиментов.

Когда он клал на стол свои крепкие руки, Мэри невольно думала о том, какими страшными и жестокими должны быть удары этих рук, этих чуть ли не крестьянских пальцев и как не похожи они на руки других мужчин, когда — ласково обнимают.

Барон Бильдерлинг некогда служил в царской гвардии и сохранил манеры вымуштрованного служаки. Когда он смотрел на женщин, его глаза говорили: «Вы мне совсем не нужны, но если бы я захотел…»

Этот взгляд смущал Мэри. Застыв в кресле, она дивилась на сильного воина.

Больше всего Мэри импонировало, что в разговорах с нею он с относился к ней с таким уважением и вниманием, какие никогда не проявлял Райт.

Углубившись в профессиональные медицинские книги, Райт также начал следить за объявлениями о различных новых изобретениях. Среди всевозможных разрекламированных электрических и магнетических приборов его внимание привлек аппарат для паралитиков. Этот аппарат состоял из надевавшегося на голову шлема и клавиатуры со своеобразными педалями.

Райт лично встретился с изобретателем. Тот показал многочисленные благодарственные письма от больных, которые смогли двигать конечностями, испытывая по крайней мере иллюзию власти над телом. Райт пояснил изобретателю, что «Паралос» ему не нужен, но требуется нечто похожее.