Николай Чмырев - Развенчанная царевна

Долго идет Мурашкин со своим отрядом, но не встречает ничего похожего на то, о чем говорил ему Федька Живодер. Воеводу начинает брать сомнение, в голову западает мысль: не убраться ли подобру-поздорову назад?

«Утес, говорил, недалечко,  – раздумывал воевода,  – а вот сколько времени идем, и ничего не видно; оно, пожалуй, темно, и не увидишь совсем, так только ночь прошляешься задаром. А ну как,  – продолжал раздумывать он,  – Федька да надул меня? Что, если мы вместо того чтобы поймать Ермака, да сами к нему попадем в лапы?»

При одной этой мысли дрожь проняла воеводу, по спине пробежали мурашки.

– И впрямь, не воротиться ли? – вслух проговорил Мурашкин.  – Провались он совсем, Ермак-то, пускай его кто хочет, тот и ловит.

В это время вдалеке блеснул огонек, другой, третий. Воевода начал пристально всматриваться и вскоре заметил несколько костров, горевших на вершине противоположного берега.

При свете костров ясно вырисовывался утес, к которому и нужно было пробираться и ждать там Живодера. По мере приближения путь становился светлее, но зато увеличивалась и опасность быть открытыми: с противоположного берега легко могли увидеть их…

Мурашкин остановился и отдал приказание двигаться вперед как можно тише, не разговаривая, чтобы малейшего шороха не было слышно.

Прошло еще около получаса, пока весь стрелецкий отряд не прибыл на место.

– Теперь нишкни! – шепотом отдал приказание Мурашкин.  – Не чихать, не кашлять, не разговаривать, не то расправлюсь по-свойски,  – прибавил он, показывая кулак.

Стрельцы молча выслушали приказание, воевода приблизился к самому выступу утеса и осторожно начал рассматривать местность, освещенную кострами.

– Вот он где, голубчик! – все так же шептал Мурашкин.  – Благо, добрались до тебя, теперь усни только, не миновать тебе наших рук! – весело заключил он.

разнеслись вдруг в ночном воздухе слова любимой разбойничьей песни. Далеко по реке понеслись эти звуки, и где-то далеко-далеко замерли они.

«Бражничают,  – подумал воевода,  – им веселье да радость, а из-за них сиди вот тут, как волк какой; то ли дело было бы теперь дома: выпил бы я меда да вина заморского…»

При этих мыслях воевода облизнулся даже.

прозвучало в воздухе.

– Пойдешь, друг милый! Пойдешь, только усни покрепче! – злобствовал воевода.

Ему сильно надоело сидеть на месте.

«Ведь, пожалуй, прображничают, черти, до утра,  – думал он,  – а днем спать лягут, поди тогда подступи к ним! И что это Федька глаз не кажет, пожалуй, дело выйдет неладное!»

Прошло еще около часа, у воеводы начали слипаться глаза, его клонило ко сну. Он с трудом поднимал веки, наконец они сомкнулись. Послышался сначала легкий храп, который чем далее, тем более усиливался.

– Вишь, нам чихнуть даже не велел, а сам словно труба трубит! – прошептал один из стрельцов.

– Хорошо бы его теперь, братцы, в воду столкануть! – заметил другой.  – Уж и лих же он!

– Поди-ка толкани, после не расхлебаешь!

– Что вы, дьяволы, забыли, что ль, приказ воеводин! – зыкнул на них сидевший поблизости есаул.

Стрельцы смолкли. Снова наступила тишина, нарушаемая только храпом воеводы да разносившейся с противоположного берега песней.

Наконец послышались еще какие-то странные звуки: словно кто шлепал по воде. Есаул стал прислушиваться, плесканье делалось все явственнее и явственнее.

– Никак, плывет кто-то? – прошептал есаул.  – Нужно воеводу оповестить,  – порешил он, осторожно подходя к Мурашкину.  – Боярин, а боярин! – начал он тихо звать воеводу, наклоняясь к самому его уху.

Но боярин на его призыв ответил только свистом, вылетевшим из его носа.

– Боярин! – снова позвал его есаул, слегка дотрагиваясь до руки Мурашкина.

Тот вздрогнул и вскочил на ноги.

– А? Что? Тебе что? – спросонья зачастил он.

– Да вот, боярин, слышишь, как в воде кто-то плескается, словно плывет в нашу сторону.

Мурашкин стал прислушиваться и действительно уловил легкий плеск воды, как будто кто-то осторожно работал веслом. При свете костров на реке мелькнуло черное пятнышко.

«Должно, Федька!» – подумал Мурашкин.

– Прикажи-ка ребятам готовыми быть,  – проговорил он вслух, обращаясь к есаулу.  – Черт его знает, может быть, и не он, а кто другой леший…

Пятно между тем приближалось, хоть и с трудом, но можно было рассмотреть лодку и сидевшего в ней человека.

Воевода, всматриваясь вперед, счел все-таки за лучшее скрыться за утес.

Наконец саженях в трех от берега лодка остановилась, и из нее долетел до Мурашкина крик совы.

– Раз! – прошептал воевода.

Раздался второй крик.

– Два! – продолжал считать Мурашкин.

Прошло несколько минут, лодка вперед не двигалась, только ее снесло несколько в сторону, но крика больше не последовало.

– Он, так и есть! – проговорил Мурашкин.  – Федор, ты? – окликнул он сидевшего в лодке.

Лодка не двигалась и медленно, чуть заметно сносилась вниз по течению.

– Что за дьявольщина?  – пробормотал воевода.  – Ты, что ль, Федор? – крикнул он погромче.

Вместо ответа лодка быстро двинулась к берегу.

– Кто едет? – не совсем спокойным голосом спросил воевода, когда лодка была на расстоянии не более сажени от берега.

– Тише, боярин, я! – послышался из лодки голос.

Мурашкин успокоился. Живодер причалил, одним прыжком выскочил из лодки и вытащил ее наполовину на берег.

– Что так долго не приезжал? – спросил его воевода.

– Никак невозможно было, боярин,  – отвечал Живодер.  – Опрежь всего, атамана нет, запропал с вечера самого, а уж известно, без него не улягутся, а потом, нельзя было челна взять!

– Что так?

– Да ведь у нас завсегда караульный у челнов, ну и ноне стоял. Взять при нем – не даст, а то и тревогу поднимет.

– Как же ты вырвался?

Живодер усмехнулся:

– Как? Известно как! Пришел к нему, по-приятельски разговорился, отвернулся он маленько в сторону, а я его в шею ножом и пырнул,  – дело знакомое,  – и не охнул! Ну, я сейчас в челн, да и был таков к вам. Теперича, боярин, поспешить надо, часа через два на смену к челнам придут, так до тех пор челны-то нужно перетащить к вам. Ты уж дай мне человек пяток, я с ними в один момент дело это оборудую!

Мурашкин задумался.

– Как же это? – спросил после небольшого молчания воевода.  – Мы хотели на сонных напасть, а тут у вас караульные стоят, тревогу поднимут, пожалуй?

– Уж об этом, боярин, не думай, все оборудую, только ты сдержи свое слово!

– Об этом что толковать, чай, сам знаешь, боярское слово свято,  – отвечал воевода.  – Только улягутся ли ваши головорезы, теперь, того и гляди, рассветать начнет.