Николай Чмырев - Развенчанная царевна

Долго вел свою речь Кольцо, лицо его было невесело при воспоминании о прошлом.

У другого костра велись совершенно другие речи. Здесь председательствовал Живодер.

– Заколодило, как есть! – говорил один из казаков.  – Вот уж неделя, как сидим, а хоть бы тебе один струг прошел, ведь эдак и с сумой пойдешь.

– И где это провалились они все? Бывало, что ни день, проходят они, а теперь словно перетонули!

– Мало, что ль, стругов-то ныне прошло? – вмешался Живодер.

– С хлебом-то? Спасибо! Что мы с ним будем делать?

– А ты смотрел, что ли?

– Сейчас видно!

– Так вот они тебе все и выставят напоказ, вестимо, из опаски добро хлебом засыпают. А вам напасть бы на этот хлеб, может, и добро бы какое нашлось.

– Поди напади, атаман так те нападет.

Живодер улыбнулся.

– То-то и беда наша, что атаман у нас Ермак,  – проговорил он.

– Тебя бы вот сделать атаманом – страсть, чего бы ты не наделал! – засмеялся казак.

– Страсть не страсть, а так вот, сложа руки, не сидели бы.

– Войной бы небось пошел на персидского султана? – подзадоривал казак.

– Может, и пошел бы, а здесь, как зверь, не прятался бы за кустами.

– То-то бы султан перепугался, сам бы навстречу с поклоном вышел, всякого добра возами бы отвалил.

– Зубоскал тут еще! – рассердился Живодер.  – Не правду, что ль, говорю? Какого черта мы из оврага в овраг перебираемся, как зверье от охотника прячемся, на то ль мы собрались?

– Собрались, вестимо, для дела, только ведь и отдохнуть надоть, а то и казны бы некуда было прятать.

– Эх, дурья ты голова, как погляжу я, нешто мы отдыхаем?

– А то что же, работаем, что ли? Атаман, жалеючи нас, отдышку нам дал.

– Нас? Ну, уж это ты, брат, не ври. Не нас, а свою да Кольцову головы жалеючи, прячется он; чай, слышал, что царь деньги дает за их головы. Ну и прячутся, а тут из-за них жди! А тоже за удаль да молодечество в атаманы-то выбрали. Хороша удаль, нечего сказать! – презрительно улыбнулся Живодер.

– Не ты ль его выбирал?

– Я не я, а другие.

– Что ж ты прежде-то не говорил?

– С вами нешто сговоришь, вам дело толкуют, а вы зубоскалите.

– Ну-ну, говори, а мы послушаем, может, и впрямь дело какое скажешь?

– Пустословить не стану, а что ежели и скажу, так скажу правду.

– Ну, говори же, послушаем!

– По-моему, так, атаман наш – не атаман и Кольцо – не есаул.

– Кто ж они будут?

– Ни рыба ни мясо. Таких ли нам, казакам-удальцам, нужно?

– Тебя бы вот атаманом сделать!

– Не про то я говорю,  – в сердцах отвечал Живодер.

– Не знаю, о чем ты говоришь, только обещал не пустословить, а сам как есть пустословишь.

– И не подумал! А я говорю, что Ермак нам не годится. Шутка ли, у нас чуть не три сотни; ведь каких бы можно было делов наделать, страсть, а мы прячемся. Кабы от Ермака избавились бы мы, лучше ничего и желать нельзя. Сейчас лодки побросали бы, а забрали бы себе струги. Мало ли их здесь ходит, а там в море Хвалынское, ух и раздолье бы, и волюшка была бы.

– И впрямь дело! Сейчас бы мы это,  – заговорил казак,  – привалили к Астрахани, а там и гостинец нам уже готов. Хомут на шею – да на перекладину. Уж правду сказать, Федька дело говорит.

Сидевшие вокруг засмеялись. Живодер озлился.

– Видно, правда, что с вами, дураками, каши не сваришь, ну и черт с вами со всеми, погибайте, коли охота припала! – проговорил он, поднимаясь.

– Нам зачем погибать, а вот ежели атаман про твои речи узнает, так тебе плохо будет.

– Ну, уж это бабушка надвое ворожила, кому будет плоше! – загадочно проговорил Федька, отходя в сторону.

– И что леший нагородил! – начался разговор между казаками.

– Дурак, ну и дурацкие речи и ведет!

– Ну, не говори, а бобы эти он неспроста разводил: у него какой-нибудь черт да сидит в голове.

– Ну и шут с ним, умного он ничего не выдумает, вишь, персидского султана чуть не в плен хочет забрать.

– Так-то так, да про атамана он нескладные речи вел!

– А черт с ним со всем! Заведет в другой раз такой разговор, намнем ему бока, и конец, тогда авось и поумнеет! А теперь вот к Николке бы сходить – хлебово небось поспело, есть что-то хочется. Погоди, братцы, сбегаю!

Казак схватил котелок и направился к костру, над которым висел огромный котел с варившимся казацким ужином.

Через полчаса казаки усердно уписывали кашу с бараниной.

– А атамана чтой-то не видать! – слышались разговоры.

– С вечера самого ушел!

– Должно, дело какое задумал.

Мало-помалу разговор стихал, над лагерем начал господствовать сон. Несмотря на теплую летнюю ночь, казаки жались ближе к огню. Наконец все смолкло. Спустя какое-то время на поляне показался Ермак; он был один, сурово было лицо его, глаза, казалось, метали молнии, но в чертах лица проглядывала грусть.

– Спят как убитые и не чуют над собой грозы! – проговорил он, подходя к тому месту, где лежал Кольцо.

– Иван Иваныч! – начал тихонько будить его Ермак.

Кольцо быстро открыл глаза и приподнялся.

– Что ты, атаман? – спросил он.

– Без меня ребята не гуляли?

– А я-то на что, нешто теперь можно гулять?

– Спасибо, а то нынче, пожалуй, поработать придется.

– Аль дело будет?

– Может быть, и будет, только дело-то непутевое, подневольное!

– Что такое? Скажи!

– Нечего говорить-то, сам все узнаешь скоро. А где Федька Живодер?

– Должно, здесь где-нибудь! – отвечал Кольцо.

– То-то и оно, что его здесь нет.

– Что ты, атаман, где же ему и быть-то, как не здесь!

– На той стороне, и челны наши туда к стрельцам угнал, того и гляди, нагрянут.

– Да откуда же здесь стрельцы возьмутся?

– Должно, Федька привел.

– Ах он, анафема, проклятый!

– Нужно побудить ребят, готовыми нужно быть, чтоб встретить с почетом гостей непрошеных.

– Да, дремать нечего! – проговорил Кольцо, поднимаясь.

Через несколько минут казаки поднялись и принялись за работу: кто осматривал пищаль, кто нож, исправляли кистени – работа кипела. Всякий готовился к делу, но к какому делу – никто не знал: ни Ермак, ни Кольцо не заикнулись о нем. Было еще темно, но Ермак приказал притушить костры для большей безопасности в случае нападения. Вмиг были разбросаны горевшие головни, наступила темнота, только по всей поляне поблескивали уголья. Ермак, глядя на приготовления, зорко озирался по сторонам. Наконец из-за деревьев отделилась какая-то тень и незаметно присоединилась к казакам. Глаза у Ермака загорелись: узнал он в тени предателя Федьку Живодера.

– Иван Иваныч, гляди – пришел! – тихо проговорил Ермак Кольцу.

– Не ошибся ли ты, Ермак Тимофеевич? О двух головах он, что ли, коли затеял такое подлое дело!

– Говорю, он, а зачем пришел, прах его знает.

– Коли он, так надо с ним покончить, чтобы другим неповадно было!