Александр Коротков - Поверженный ангел [Исторический роман]

Однажды в церкви, когда она горячо молилась перед изображением пресвятой девы, ее случайно увидел Дуранте Арсоли. Какая-то неземная одухотворенность, озарившая некрасивое, залитое слезами лицо девушки, чистота и искренность, светившиеся в ее широко раскрытых глазах, с мольбой обращенных к лику богоматери, благородство и удивительная женственность, которые сквозили в каждом ее движении, захватили его воображение, и он ушел из церкви с неодолимым желанием увидеть вновь это удивительное существо. Нечего и говорить, что сватовство молодого человека, привлекательного на вид и принадлежавшего к тому же к древнему роду, было более чем благосклонно принято родителями невесты. Сыграли скромную свадьбу, и счастливый Дуранте ввел молодую жену в свой старый дом на веселой и шумной Гибеллинской улице.

Поселившись в доме Арсоли, молодая женщина стала совсем другой, словно до сих пор жила съежившись, а теперь распрямилась. Движения ее стали свободными, плавными и даже грациозными. Синьор Алессандро, не видевший сестру с того дня, как обосновался в собственном доме, просто не узнал ее. Однако больше, чем перемена, происшедшая с сестрой, его поразил и больно уколол в самое сердце дух приязни, царивший в доме Арсоли. Всё, любой пустяк говорил там о полном согласии между мужем и женой. Там всегда был праздник. Глядя на Дуранте и сестру, синьор Алессандро еще острее ощутил холод и унылую будничность собственного очага. Чтобы не бередить сердце, он тут же решил не бывать больше в доме сестры. Но судьбе было угодно, чтобы очень скоро он забыл о своем решении.

По случаю праздника Арсоли позвали в гости соседей — чету таких же, как они, молодых супругов. Чекко Форжьере был родом из Сиены. За участие в бунте против местных грандов он был изгнан из города и вместе с молодой женой обосновался во Флоренции. Его жена Матильде, приходившаяся двоюродной сестрой Дуранте Арсоли, была флорентийкой, но почти всю жизнь прожила в Сиене, где ее и выдали за Чекко незадолго до его изгнания.

Чекко, щуплый, невысокого роста мужчина, был рыжеват, белобров и весь обсыпан веснушками, особенно густо проступавшими у него на шее и под глазами и выбегавшими даже на пальцы рук, поросших рыжим пухом. Само собой разумеется, никто не считал его красавцем, однако рядом с женой бедняга выглядел еще более неказистым. Матильде была с ним ровна и приветлива, хотя относилась к нему чуть-чуть снисходительно, как к ребенку. Наверное, она не любила его, просто очень привыкла к нему, привязалась и, свято блюдя клятву, данную ему перед алтарем, не представляла себе жизни без своего смешного Чекко, тем более что он был человеком тихим, покладистым и обожал ее до самозабвения. К тому же у них росла дочка, в которой оба души не чаяли.

Знакомясь с супругами Форжьере, синьор Алессандро тотчас отметил про себя бросающуюся в глаза несхожесть между ними, но в отличие от тех, кого эта несхожесть смешила или удивляла, у него она вызвала глухое раздражение, чуть ли не злобу. Его злило, казалось обидным и несправедливым, что ему, богачу, знатному и привлекательному на вид мужчине, досталась в жены такая невидная, вечно хворая, жалкая женщина, в то время как другой, не в пример менее достойный, какой-то сиенец без роду без племени, к тому же плюгавый и конопатый, обладает истинным сокровищем, женщиной, которая могла бы украсить двор любого короля.

После вечера, проведенного в доме Арсоли, синьор Алессандро зачастил к сестре. Не потому, конечно, что проникся вдруг к ней симпатией, но единственно в надежде снова увидеть Матильде. Надо сказать, что это почти всегда ему удавалось, поскольку женщины, как то водится между добрыми соседками, по нескольку раз в день забегали друг к другу и по делу и просто так, поболтать. Конечно, Матильде очень скоро поняла, что побуждает этого богатого аристократа столь часто посещать дом, куда он до сих пор и носа не показывал. Однако, будучи женщиной набожной и строгих правил, она ничем не поощряла своего тайного вздыхателя, хотя, с другой стороны, и не показывала, что ей неприятно его общество. Мало-помалу к приходам синьора Алессандро привыкли, он стал своим в доме Арсоли; когда бывал в хорошем настроении, играл в прятки с их сыном Нандино и его подружкой, дочерью Матильде, маленькой Марией. Забавляясь с детьми, он то и дело обращал взгляд к Матильде, сидевшей с рукоделием на своем любимом месте у окна. Иногда она поднимала глаза и улыбалась ему своей тихой, загадочной улыбкой, и тогда он бывал почти счастлив. А потом все кончилось.

За те долгие три месяца, что он провел в мастерской и у постели умирающей жены, допекаемый докучливой жалостью родственников, ему ни разу не пришлось увидеться с Матильде. Когда же все кончилось, когда кончились его печальные заботы и хлопоты, он вдруг почувствовал, что ничто в его душе не изменилось. Больше того, оказавшись наконец свободным, он смог откровенно признаться себе, что любит Матильде, любит сильнее прежнего, любит ее одну и не в силах бороться со своей страстью.

Ему показалось, что и Матильде обрадовалась, увидев его снова в доме Арсоли. Это ободрило его, удвоило его настойчивость. Не довольствуясь встречами с Матильде в доме сестры, он умудрялся изыскивать множество благовидных предлогов, чтобы видеться с ней наедине, подстраивая все так, что каждый раз это выходило как бы случайно, и, уж конечно, не упускал случая сходить с ней к Святому Галлу. После каждой такой встречи он все больше укреплялся в мысли, что, не будь Чекко, исчезни он вдруг куда-нибудь, Матильде оказалась бы не столь неприступной и гораздо более благосклонной к нему.

С того дня, как эта мысль угнездилась у него в голове, он стал словно одержимый. Целыми днями он придумывал всевозможные способы, как извести ненавистного мужа Матильде, однако все они оказывались на поверку чистой фантазией. Наконец вчера представилась не надуманная, а вполне осуществимая и вернейшая возможность избавиться от Чекко, но и ее развеяло, словно дым, упрямство отца.

Его вывел из задумчивости робкий голос слуги, который, просунув голову в дверь, спросил, не прикажет ли синьор Алессандро впустить синьора Луиджи Беккануджи, который уже битый час дожидается в трапезной.

— Пошел к черту со своим синьором! — внезапно приходя в бешенство, закричал синьор Алессандро и, схватив с полу башмак, пустил его в голову слуги. — Впрочем, ладно, черт с ним, пусть войдет, — добавил он, подавив свой беспричинный гнев.

«Небось опять какую-нибудь сплетню притащил, хоть отвлекусь немного», — подумал он про себя, снова забираясь под одеяло.

Луиджи Беккануджи был бледный юнец, почти мальчик, с шапкой роскошных вьющихся волос на голове, с тонкими чертами лица. С первого взгляда он казался довольно смазливым, даже красивым, но стоило к нему приглядеться, и он начинал нравиться все меньше и меньше. Во всем, и в лице его с большим ртом, и в манерах, и даже в голосе, сквозило что-то порочное. Синьор Алессандро познакомился с ним у своего приятеля Андреа Бальдези во время одной из ночных попоек. Луиджи был лет на десять моложе синьора Алессандро, но это не помешало им подружиться.