Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

– Джек? – позвала она негромко. – Джек? – (Сверху тихо гавкнули.) – Джек, спускайся сюда! – приказала Джейн.

Может быть, пса кто-то держит? Она оглянулась, не смотрит ли кто снаружи. Вроде бы никого. Она шагнула вперед и начала подниматься по ступеням.

Наверху оказались две комнаты: слева – открытый чердак, справа – дубовая дверь, которую, очевидно, захлопнуло ветром. Джейн медленно отворила ее.

Комната была маленькой. Свет проникал в низкое окно на уровне колен слева, сразу под свесом крыши. У стены справа стоял старый сундук, на котором, к ее удивлению, теперь уютно свернулась кошка и смотрела на нее, как будто ждала ее прихода. Но самое странное зрелище предстало впереди.

Бóльшую часть стены занимала дубовая кровать с четырьмя столбиками, верхушки которых касались соломы в наклонной крыше. К столбикам крепились полотняные занавеси. Кровать была не очень велика. Наверное, ее построили в этой самой комнате для двоих людей, тоже не сильно крупных. Темный, почти черный дуб блестел.

И был покрыт резьбой. Она никогда такой не видела. Животные, оленьи головы, гротескные лица людей, дубовые листья, желуди, грибы, белки и даже змеи – все выползали или выглядывали из-за темных блестящих столбиков этого причудливого ложа. Джейн вдруг вспомнила, где слышала о такой кровати, и вслух пробормотала:

– Должно быть, здесь живут Паклы.

Но еще более странным было поведение Джека.

На кровати лежало простое стеганое покрывало, а на нем восседал пес. Там, где он запрыгнул, четко виднелись черные отметины лап. Джек сидел, помахивал хвостом и не выказывал желания ни подойти к ней, ни, очевидно, преследовать кошку. Казалось, он ждал, чтобы Джейн села рядом.

– Ох, Джек! Что ты натворил?! Вон с кровати сейчас же! – крикнула она и подошла, чтобы стащить его, но Джек уперся, присел, однако продолжил вилять хвостом. – Бессовестный пес! Слезай немедленно!

Джейн попыталась его приподнять, но тут за ее спиной раздался грубый голос. Джейн от испуга подскочила и чуть не вскрикнула, когда повернулась.

– Ему там, похоже, нравится.

В узком дверном проеме стоял Пакл. Ошибки быть не могло. Черная борода так и была коротко острижена; она и не представляла, какие яркие у него глаза. Пакл не двигался, просто наблюдал за ней.

– О… – Она чуть не задохнулась от страха, затем, поскольку он не сдвинулся с места и явно не гневался, начала краснеть. – Простите меня. Джек погнался за вашей кошкой.

– Да. – Пакл медленно кивнул. – Видок у него подходящий.

Поверил ли он ей? Что-то в его манерах подсказывало, что он сомневается.

– Пес устроил такой кавардак! – Она указала на покрывало. – Извините.

– Пустяки.

Джейн не сводила с него глаз. Он явно пришел с каких-то работ в Нью-Форесте. На черных волосках, что завивались на открытой шее, еще блестели бусинки пота. Когда она видела Пакла раньше, в конце лета, его лицо показалось темным, напоминающим дубовую кору, но теперь, как змея, сбросившая старую кожу, или дерево со свежей листвой, Джон Пакл выглядел довольно светлым. Он вызвал в ее воображении образ настороженного красивого лиса.

– Я все отчищу, – сказала она.

Он не ответил, но перевел взгляд на пса. Джек радостно посмотрел в ответ и вильнул хвостом. Джейн начала успокаиваться. Никто не трогался с места.

– Это все вы сами вырезали? – Она указала на кровать.

– Да. – Его испытующий взгляд вернулся к ее лицу. – Вам нравится?

Она вновь посмотрела на странные темные лица, на изогнутые и узловатые дубы. Отталкивали они ее или влекли? Она не могла разобраться. Но мастерство резчика поражало.

– Великолепно! – выпалила она; он только молча кивнул, и после короткой паузы Джейн добавила: – Ваша жена говорила мне об этой кровати.

– В самом деле?

– У Херст-Касла. В минувшем сентябре. Вы привозили уголь.

– Точно, так и было.

– Она здесь? – спросила Джейн, не совсем уверенная, следует ли ей встретиться с той странной женщиной.

– Она умерла. Скончалась этой зимой.

– О, простите! – Не зная, что сказать, Джейн посмотрела на Джека и испачканное им покрывало. – Позвольте мне взять покрывало и выстирать.

– Сотрется, – заметил Пакл.

Но причиненный ущерб почему-то наполнил ее столь сильным чувством вины, что ей захотелось сделать больше, чтобы исправить содеянное.

– Позвольте, я заберу его, – повторила она. – Я верну.

– Как вам угодно.

Итак, она сняла покрывало с постели, хорошенько взбила подушки, все разровняла и ушла с Джеком, чувствуя себя виноватой чуть меньше.

Весной дуб медленно оделся в листву. После чудесного расцвета посреди зимы он снова истощил свои силы, как всякий другой; рождественские листья замерзли, осыпались, и до конца сезона он оставался серым и голым. Однако к марту соки потянулись вверх. Лесные дубы пускают не все листья сразу, а постепенно в течение месяца, и кроны по ранней весне чрезвычайно разнились – от голых бурых почек или бледных листьев до свежей шелестящей зелени.

К дубу возвращались цвета во всем многообразии. Весенними плодами плюща с удовольствием питались дрозды, но в нижней части его листья зимой подъели, сколько могли дотянуться, олени, оставив свободное место для лишайника. На дубах его вырастает больше, чем на других деревьях. Некоторые лишайники уже пожелтели, но, поскольку они содержат водоросли с зеленым хлорофиллом, другие тянулись серо-зелеными бородами. Самыми яркими были крупные пушистые лишайники, росшие вширь от ствола и известные как «дубовые легкие».

Не успевали раскрыться дубовые почки, как из лесов прилетал зеленый дятел, сверкавший зеленым, золотым и красным оперением. Отыскав где повыше на мертвой ветви полость, он принимался сооружать в ней гнездо. В ветвях заводили трели сероголовые зяблики с красными грудками. К апрелю молодые листья распускались везде. Начинали возвращаться перелетные птицы из теплых краев. В лесах куковала кукушка. Повсюду слал вверх свои твердые стебли орляк, расправлявший туго свернутые папоротниковые листья; утесник блистал желтым цветом, а кусты боярышника густо покрывались белыми цветами. Дубовым лесам недоставало только одного. Хотя на редколесье Нью-Форест дополняется красками лесного щавеля, желтого курослепа, примулы и собачьей фиалки, здесь нет ковров, образованных колокольчиками, – олени и скот тут же съедают их.

И вот сейчас, когда распустились листья, для дуба настало время приступить к великому распространению семян. Расцветая весной, каждый могучий дуб производит семена и женские, и мужские. Мужская пыльца, разносимая ветром, имеет нитевидную форму и свисает, как золотые сережки с крохотными цветками. Весна продолжается, и дуб густо покрывается ими, словно отращивает золотое руно.