Зинаида Чиркова - Звезда печального счастья

И не потому, что не мог существовать за границей, не потому, что не мог покинуть родину. Нет, он знал, какое жестокое наказание изобретут для этих солдат, знал, что им едва не придется расстаться с жизнью за бегство политического преступника и содействие ему. Он всегда думал о других и не стал спасать свою жизнь ценою такой. Наталья Дмитриевна поразилась. Она подумала, как поступила бы сама на месте мужа. И нашла, что, пожалуй, воспользовалась бы предоставившейся возможностью, не думая о последствиях. Нет, она еще не знала своего мужа с этой стороны и снова поразилась и удивилась его великодушию и его благородству. Есть ли на свете еще такой человек, который был бы выше, благороднее и любящее? И в сердце ее разгоралась искра любви к нему. Она помнила все — она пошла за него ради того, чтобы семья не была разорена, она спасала своих родителей от нищеты, она посылала им все деньги, что давал ей Михаил Александрович, не скупясь, щедрой рукой. А теперь они писали ей, чтобы она оставила мужа, чтобы ехала обратно в имение, что он государственный преступник, не подумавший о ней и детях, низкий и ничтожный человек, если бросил такое пятно грязи на весь их род…

Она плакала над их письмами, и в душе ее возникало чувство протеста. Они всегда были против всего, что задумывала она, — они не оставили ее в монастыре, они заставили ее выйти замуж против своей воли, а теперь они же хотят лишить ее самого благородного человека на земле. Решение в ее душе зрело медленно и постепенно. Но натура ее не могла покориться трезвым и мелочным расчетам, и восхищение и жалость уступали место любви и привязанности…

Она вспомнила скучные и суровые обеды и ужины в доме Головиных, вспомнила те жестокие придирки и одергивания, которым подвергалась в доме родной тетки, и протест этот зрел и зрел в ее душе. У Анастасии Якушкиной увидела она другое — там старались всеми силами спасти мужа Настеньки, бегали и хлопотали, уговаривали родичей и родственников, писали государю и влиятельным лицам. Они не бросили на произвол судьбы Якушкина, как оставили за порогом Головины Фонвизина. И сравнивая эти две семьи, думала она о том, что часто родные хуже чужих людей, что иной раз добрый человек не тот, кто дорог по крови, а тот, кто ближе по духу…

Через два месяца вышел из тюрьмы брат Михаила Александровича — Иван Фонвизин. Он оставался в Петербурге до тех пор, пока ему было возможно, но его отдали под надзор полиции, приказали ехать в свою подмосковную усадьбу, и ему пришлось уехать, даже не узнав ничего о судьбе своего брата…

И опять осталась Наталья Дмитриевна одна, с двумя детьми на руках, в чужом городе. Но теперь у нее была подруга и мать подруги, и все они вместе долгими вечерами думали и делали все возможное, чтобы отстоять двух дорогих людей — Якушкина и Фонвизина.

Значительно позже узнала Наталья Дмитриевна, как стойко выгораживал Фонвизин Якушкина, как не давал против него никаких показаний, как старался затушевать и скрыть его роль в тайном обществе. И опять поразилась она благородству и стойкости мужа, его уму и точной линии защиты, которую он избрал на следствии…

Однако и ум, и решимость Михаила Александровича, и его стремление показать тайное общество как общество, старающееся о государственном благе, не спасли его от жесткого наказания. Все разговоры о конституции, о благе отечества отметали члены Следственной комиссии, их интересовало только одно — выявить покушавшихся на царскую особу, выявить разговоры об этом. Под этот вид показаний подгоняли они все протоколы, ловили обвиняемых на противоречиях, учиняли очные ставки. Добились — на совещаниях тайного общества шли разговоры о цареубийстве — и это решило все дело.

Никто не думал, что даже генералу Фонвизину, герою Отечественной войны, раненому, теоретику и участнику лишь разговоров о благе страны, вынесут такое тяжкое осуждение.

Верховный уголовный суд отнес Фонвизина к государственным преступникам четвертого разряда. Это означало ссылку в каторжные работы на двенадцать лет и последующее поселение в Сибири.

После смертной казни Мировича при Екатерине Второй и Пугачева в России не было смертных казней. Николай Первый отступил от этого правила и распорядился привести смертный приговор в исполнение публично. Он не только распорядился собрать публику для смотрения за казнью, но и сам расписал весь ритуал приведения приговора в исполнение.

«В кронверке занять караул. Войскам быть в три часа. Сначала вывести с конвоем приговоренных к каторге и разжалованных и поставить рядом, против знамен… Сорвать мундир, кресты и переломить шпаги, что потом и бросить в приготовленный костер. Когда приговор исполнится, то вести их тем же порядком в кронверк, тогда взвести присужденных к смерти на вал, при коих быть священнику с крестом. Тогда ударить тот же бой, как для гонения сквозь строй, покуда все не кончится…»

Наталья Дмитриевна и Анастасия Васильевна узнали о приговоре и дне исполнения его накануне. Они приехали к Петропавловской крепости к двум часам ночи, чтобы увидеть всю процедуру, еще раз увидеть любимых людей…

Народу при казни было немного, никто не поднимался до света, чтобы посмотреть на кровавое зрелище. Но родные и близкие осужденных стояли поодаль, замирая сердцем и молясь за осужденных…

Всеподданнейшее донесение Следственной комиссии было одобрено царем 30 мая 1826 года, и в июне уже было напечатано приложением ко всем русским газетам и переведено на французский язык для заграничных газет. Только из этого официального документа узнала Наталья Дмитриевна о мере наказания своему мужу. Здесь прочла она такие строки:

«Генерал-майор Фонвизин умышлял на цареубийство согласием, в 1817 году изъявленным, хотя впоследствии времени изменившимся с отступлением от оного. Участвовал в умысле бунта принятием в тайное общество членов…»

Голова ее затуманилась, в глазах потемнело, и она неловко упала на пол. Но пересилила себя, поднялась с дурнотой в горле и кружением бесчисленных темных мошек в глазах.

— Нет, нет, — хотелось ей кричать, — разве может такой человек, как мой муж, умышлять на цареубийство? Да и знаю я, что это все были разговоры, и никогда он не был согласен с другими членами тайного общества…

Ей хотелось кричать о несправедливости приговора, о жестокости царя, но она подавила свой крик. Что ж, если справедливости нет здесь, на Небе она есть. А у нее есть только долг — долг жены, матери, долг перед небесами. Все, что выпадет на долю Михаила Александровича, будет и ее судьбой…

Наталья Дмитриевна не спала всю эту ночь. Они уговорились с Якушкиной прибыть на место казни заранее, чтобы увидеть своих мужей, еще раз посмотреть на них. Всю ночь Наталья Дмитриевна подходила к спящим детям, гладила их по разметавшимся во сне волосенкам. Митенька спал спокойно, лишь едва высвобождал ножки из-под одеяла и сонно посапывал. Мишутка ворочался, приоткрывал голубенькие глаза, ворочал ими и снова засыпал, словно бы чувствовал всю нервозность в доме.