Сергей Реутов - Легенды бандитской Одессы

И вот наконец свершилось. Генеральшу привлекли к ответственности (впервые!) за продажу трех домов на Невском. Следствие располагало прямыми доказательствами вины баронессы Ольги. Одних только свидетелей нашлось более полутора сотен человек. За процессом следила вся империя. В прессе ежедневно публиковали репортажи из зала суда. Прокурор затребовал двадцать лет каторжных работ в Сибири. Защиту баронессы Ольги взял на себя депутат Государственной Думы адвокат Осип Пергамент.

Он строил защиту на том, что баронесса страдает психическим заболеванием — клептоманией, своего рода сумасшествием. Адвокат требовал выпустить душевнобольную под залог, под наблюдение врача. И суд выпустил Генеральшу под подписку о невыезде — возможно, чтобы не дать делу политической окраски. Конечно, баронесса тут же скрылась в неизвестном направлении и на суд больше не явилась. Однако «неизвестное направление» в данном случае было лишь фигурой речи — полиция знала, что Ольга фон Штейн прячется у своего адвоката Пергамента, которого, разумеется, все считали любовником баронессы. Дом взяли под наблюдение, но ни одна дама не заходила в него и ни одна не выходила. Да и вообще никто в него не заходил и не выходил.

Разве что однажды вошел молодой флотский офицер. Без санкции прокурора вломиться в дом депутата Государственной Думы сыщики не могли, им оставалось только следить за передней дверью и ждать развития событий. Примерно через час молодой офицер покинул особняк, сел в пролетку и исчез. Теперь уж точно в неизвестном направлении.

Наконец к вечеру полиция получила санкцию на обыск дома Пергамента. Когда сыщики ворвались в дом, они обнаружили там только двух мужчин — хозяина и молодого офицера в штатском платье. Того самого, которого видели входящим в здание днем. Понятно стало, что фон Штейн сбежала, переодевшись во флотскую форму.

Во время допроса флотский офицер признался, что помогал госпоже баронессе только потому, что был страстно в нее влюблен. Судьба же адвоката Пергамента сложилась куда печальнее: его подвергли суду чести и лишили права заниматься адвокатской практикой. Конечно, он не выдержал позора и покончил с собой. Произошло это в 1909 году. Хотя, возможно, до самой своей кончины он продолжал помогать баронессе Ольге.

Тем временем полиция разыскивала фон Штейн по всей Европе. Тайно вскрывали корреспонденцию всех, кто мог переписываться с мошенницей. Велось наблюдение за приятелями преступницы. Вскоре сыщики обратили внимание на странные письма, которые получал чиновник министерства юстиции. По другим сведениям, эти послания получал сам Пергамент. (Да и вообще, многое в этой истории — не более чем измышления, в той или иной степени достоверные. Увы…) В письмах некая Амалия Шульц из Нью-Йорка просила денег. Кто же еще мог их просить, если не Генеральша в бегах?

Хладнокровно арестовав Ольгу, американцы под конвоем отправили ее в Россию — через Испанию. Таким образом, 9 декабря 1908 года суд сумел продолжить слушания по делу фон Штейн. Но теперь процесс не привлек особого внимания, некоторые потерпевшие даже не явились на заседание, а защитником стал известный адвокат Бобрищев-Пушкин. Он сумел добиться снятия обвинений не только в мошенничестве, но даже в побеге. Причем по той же причине — душевная болезнь и клептомания. Недавняя потеря мужа, генерала фон Штейна, тоже стала смягчающим обстоятельством. Кстати говоря, муж действительно оставил жене в наследство дом, и не тот, который фигурировал в деле. Продав его, баронесса легко откупилась бы от всех долгов. Но дом как-то очень вовремя сгорел. И в результате баронесса получила всего шестнадцать месяцев долговой тюрьмы за растрату имущественных залогов и неуплату налогов. Что до свидетелей, вероятнее всего, о многих из них шантажистка Генеральша имела разоблачительные сведения.

В заточении у Ольги фон Штейн, конечно, нашлось время для составления новых планов и придумывания новых афер. Но для этого (и еще для того, чтобы отделаться от настойчивого внимания полиции и прессы) ей надо было сменить фамилию. И баронесса, переехав в Москву, стала Ольгой фон дер Остен-Сакен, выйдя замуж за почти нищего барона фон дер Остен-Сакена. Якобы она пообещала ему за фиктивный брак десять тысяч золотом. Хотя современники утверждали, что Ольга могла обольстить любого мужчину, так что рассказ о десяти тысячах, скорее всего, является плодом бурной фантазии газетчиков. Этот третий муж умер почти мгновенно.

Барон, вероятно, особенно нищим и не был — напротив, он имел три доходных дома на Мойке. Дома после смерти мужа были проданы, а деньги за них переведены в Европу. Следом за деньгами из России уехала и Ольга — в Париж. Но там ей и заняться-то было особо нечем. То ли дело российское раздолье и российская же вседозволенность.

В 1917 году баронесса приветствовала инициативу женщин России создать женский истребительный батальон смерти. В бурлящей революционной стране Генеральша чувствовала себя как рыба в воде. Ольга выехала на голодающее Поволжье, где обменивала ценности на продовольствие. Обобрав всех, до кого могла дотянуться, баронесса исчезла со всем скарбом. Так продолжалось до тех пор, пока ее случайно не опознали по фотографии в милицейском альбоме с удивительным названием «Наследие царского режима».

В 1920 году она в очередной раз оказалась в руках правосудия. Петроградский суд приговорил ее к бессрочным исправительным работам — революционный трибунал доказал, что Генеральша занималась скупкой драгоценностей.

Баронесса уже разменяла пятый десяток, но по-прежнему была красива. Ее содержали в Костромской колонии. И здесь жертвой ее неувядающего шарма стал сам товарищ Кротов, начальник колонии, желавший сделать блистательную карьеру. Он искал умудренную опытом женщину, которая стала бы ему надежным и разумным советчиком. И нашел, конечно. По его рекомендации в честь годовщины революции непутевой баронессе скостили срок, хотя непонятно, какое отношение она имела к смене власти. А затем Кротов сумел добиться полного освобождения Ольги, проявившей успехи в труде и сотрудничавшей с администрацией.

Более того, Кротов бросил службу и вместе с баронессой отправился в новую столицу — Москву. На самом деле никаких связей у Ольги уже не было. Но Кротов «сменил окраску» (как говорят среди господ предприимчивых и законом не связанных) и стал аферистом не хуже своей прекрасной наставницы. Он взял в Совнаркоме патент и открыл малое государственное предприятие под популярным в ту эпоху названием «Смычка», где за наличный расчет и натуральный обмен можно было получить все дефицитные радости жизни: от примусов до тракторов. Во времена НЭПа такое предприятие представляло собой настоящую золотую жилу, и деньги вновь, как в прежние времена, потекли рекой. Кротов был опьянен красивой жизнью. Два года для него превратились в один бесконечный праздник. Разгульная жизнь, беззаботная и беспечная, с ее хрустальными бокалами, дорогим вином, веселым ритмом фокстрота и полной вседозволенностью, вскружила голову бывшему начальнику колонии. В пьяном угаре Кротов угнал государственный автомобиль, и не просто государственный, а принадлежавший ЧК. Тут шутки закончились, и в азарте погони горе-любителя пристрелили.