Сергей Реутов - Легенды бандитской Одессы

Спирт для производства диковинных напитков доставляли в город самыми экзотическими способами — в детских игрушках, например. В основном сырье для напитков привозили пароходами из Румынии и Греции. И задача многих «панамщиков» заключалась в том, чтобы переправить это сырье на берег. Контрабандным путем, конечно.

Спирт на просторах прекрасной Одесской губернии добывали из чего угодно — из лака в том числе. Неподалеку от уже хорошо известной нам Канавы находился лаковый завод, а рядом с ним — еще и уксусный. С этих предприятий шел поток спирта. Чудовищные неведомые напитки на основе этой жидкости стоили примерно 80–90 копеек за стакан, но спросом все-таки пользовались, несмотря на невероятный вкус и немалый вред для организма. Если до Первой мировой войны ведро спирта стоило около 10 рублей, то с введением «сухого закона» его цена взлетела до 80 рублей. Конечно, это был более чем выгодный бизнес.

Цены на спиртное выросли настолько, что одесситы стали переходить на наркотики. Распространением опиума, морфия и кокаина в Одессе занимались исключительно эмигранты — китайцы и выходцы из Персии. Теневой оборот был огромным — примерно 15 миллионов рублей в год. Неудивительно, что продажа этих снадобий стала среди одесского криминалитета таким популярным гешефтом.

Большое распространение в Одессе тех лет получил поддельный коньяк. Его употребляли морские офицеры, наводнившие портовый город. Теневики (бессарабские молдаване, одесские евреи) скупали всевозможные бутылки из-под импортных напитков, клеили новые этикетки и наливали туда в лучшем случае бражку. Пойло подслащали разнообразными эссенциями и ванилью. Кроме того, подобные напитки пользовались бешеной популярностью среди обедневшей интеллигенции.

Отдельный спрос существовал на так называемый «картофельный» спирт. Из него изготавливали уж совсем невозможную экзотику — «веселящую водку». Употребление этого пойла часто провоцировало среди офицеров пьяные дебоши и перестрелки прямо средь бела дня.

По данным полиции, в Одессе существовало около сорока подпольных водочных заводиков. Названия у напитков были не менее экзотическими, чем состав: «Занзибар», «Хонджа», «Кислушка». Все это разнообразие гнали из политуры, денатурата, технических спиртов.

Неудивительно, что хватило всего трех лет, чтобы наступила Великая Октябрьская революция… Хотя загадки еще остаются.

И вот Одесса вступает в ХХ век. Все меньше в наших рассказах становится романтики и упоминаний о дворянских собраниях и дворянских же драгоценностях. И все больше упоминаний о ЧК, милиции и прочих языковых нововведениях, которые были столь милы революционерам. Мы всеми возможными путями старались оградить уважаемого читателя от времени и рассказывать только о людях. Но увы, сие невозможно: судьбу человеческую творит не только сам человек, но и время, в котором он живет (об обществе умолчим — ведь оно тоже суть порождение времени). Рассказ о нашем герое будет именно таким — человек и время: то, кем он мог бы стать, то, кем он стал, и то, кем ему стать не повезло. Но начнем, как уж повелось, с середины истории.

В сентябре 1921 года в отделение Одесского губернского розыска началось странное паломничество. Каждые полчаса в участок являлись полуголые люди — дородные дамы устроили настоящий гвалт, а мужчины кричали, что так в Одессе никогда не делалось, что раньше господа налетчики оставляли хотя бы три рубля — да, жалкая сумма, но хоть что-то, — на проезд. А тут они распоясались как никогда.

После того как толпу уняли, выяснилось, что все полуодетые люди были пассажирами одного и того же поезда, который следовал из Киева в Одессу. На станции Куяльник-Товарный в четыре утра состав остановили и захватили неизвестные налетчики. Бандиты безжалостно ограбили граждан. Забрали все продукты, деньги, сняли носильные вещи, в буквальном смысле слова раздели до нитки. У поездной бригады отобрали два ржавых нагана без патронов и кассу с тремя сотнями рублей. После всего содеянного лихие разбойники скрылись на семи тачанках.

Тут же газеты запестрели самыми разными заголовками. Более того, ушлые газетчики мгновенно узнали, что к делу об ограблении поезда причастна банда бывшего полковника царской армии Орлова.

Эта группировка была хорошо вооружена, имела тесные связи с белогвардейцами. Ее главарь планировал награбить достаточно денег, чтобы исчезнуть из Одессы, уйдя через Румынию в более подходящие для царского офицерства страны.

Эта банда имела свои хорошо законспирированные тылы — глухую деревушку немецких колонистов в районе Люстдорфа под Одессой. Большинство ее жителей ненавидели новую советскую власть и поэтому надежно укрывали дерзких налетчиков.

Следователям же о банде Орлова было известно немногое. Крупная шайка состояла из нескольких мелких отрядов, и командовали ими проверенные полевые атаманы. Каждое боевое крыло отвечало только за определенный участок работы: одни грабили исключительно зажиточных крестьян, шниферы бомбили районные конторы и сбербанки. Особой дерзостью отличались хлопцы атамана Козака.

Шнифер — вор, совершающий кражи из нежилых помещений путем взлома стен или потолков.

Фуцман — доносчик.

Марушник — карманный вор, совершающий кражи во время похорон, демонстраций и т. д.

Шайка Козака была в Одессе хорошо и достаточно давно известна — хлопцы промышляли кражами племенных лошадей, причем действовали с размахом. Они могли увести целый табун прямо из-под носа зазевавшихся хозяев. Украденных коней через надежных скупщиков-цыган партиями угоняли в Бессарабию и Румынию.

Сашкой-Козаком, отчаянным налетчиком, был не кто иной, как Александр Козачинский. В прошлом гимназист, игрок местной футбольной команды «Черное море» и… бывший сотрудник уголовного розыска Одессы.

Неужели еще не узнали? Нет? Тогда продолжим.

В начале 1920-х годов Козачинский уволился из губернской милиции и достаточно быстро стал предводителем крупной шайки.

Если вы и теперь не узнали историю, придется нам открыть карты.

Александр Козачинский, в будущем советский писатель, за свою насыщенную жизнь создал всего одну повесть, но какую! «Зеленый фургон»! В ней писатель изобразил себя лихим налетчиком по кличке Красавчик; прототипом же Володи Патрикеева, одесского сыщика, охотившегося за Красавчиком, стал другой одессит — Евгений Катаев, он же Евгений Петров, автор «Двенадцати стульев». Но мало кто знает, что благодарить Козачинского нужно не только за прекрасное литературное произведение, но и за то, что он спас жизнь одному из самых талантливых советских писателей.