Сергей Реутов - Легенды бандитской Одессы

В тексте его произведения можно найти упоминание о гимназии, где учился главный герой, как и автор: «Володя опасался встреч со знакомыми. Его девизом было: агент знает и видит все, но никто не знает и не видит агента. Особенно опасен был район гимназии, где он еще недавно учился. Этот район буквально кишел знакомыми. Мужская гимназия помещалась в конце Успенской улицы; ее можно было обойти, но тогда Володе пришлось бы приблизиться к женской гимназии Бален-де-Балю, что на Канатной. Район женской гимназии был для Володи не менее опасен.

Володя решил проскользнуть меж двух гимназий, пройдя по Маразлиевской улице».

Топографически все указано точно: женская гимназия Бален-де-Балю действительно находилась на углу улиц Успенской и Канатной, в то время как в конце Успенской, в первом по порядку доме, располагалась мужская гимназия № 3. Улица Маразлиевская перпендикулярна Успенской и лежит между ними. И как раз в 3-й гимназии Козачинский и учился, Евгений Катаев же учился в 5-й, вопреки существующему мнению, что они были одноклассниками.

Перечисляя болезни Александра, мать Козачинского говорила, что он «в два года по ночам галлюцинировал, особенно боялся животных». Так же и Володя Патрикеев «с детства… испытывал не то что страх, но какое-то предубеждение против собак». Володе удалось попасть в уголовный розыск благодаря знакомству: его принял на работу друг отца, начальник уездного уголовного розыска.

И вот еще одна странность: друг отца в повести и какая-то путаница у матери Козачинского в жизни… Судите сами: несколько раз в материалах следствия появлялись нестыковки, касающиеся его матери. Иногда ее называют не Козачинской, а Красниковой, в другой раз она утверждает, что Саша ей вовсе не сын, а всего лишь крестник. Только во время судебного заседания окончательно все выяснилось: Козачинская — это фамилия матери по первому браку, а Красникова — по второму. Сам Козачинский никогда не упоминал ни о втором браке матери, ни об отчиме. Но когда Александр поступал в Севериновскую милицию, помощником начальника Первого района был некто М. Г. Красников, мужчина чуть старше сорока лет. Если предположить, что он и являлся отчимом Александра, то все странности уголовного дела объяснить очень просто: родственникам запрещалось служить вместе, так что свое родство им приходилось скрывать. То, что именно так и обстояли дела, подсказывает и досевериновский адрес Красникова — улица Базарная, дом № 1. То есть он в точности такой же, как у Козачинского. Иными словами, будущий писатель устроился в угрозыск по знакомству, как и его герой.

Патрикеев взял у Катаева-Петрова не так много черт. Только что приехавший в Севериновку Володя носит на талии кольт без кобуры. Уголовное дело Козачинского содержит такую расписку: «Дана сия в том, что мною получен во временное пользование револьвер системы “кольт” за № 60374. Уполномоченный розыска 1-го р-на Е. Катаев. 6/Х-1922 года, с. Мангейм». Похоже, для Катаева-Петрова сей револьвер имел очень большое значение. Так или иначе, кольт присутствует и в одном из первых рассказов Евгения Петрова «Гусь и украденные доски»: «Он предложил мне поступить в уголовный розыск. Я долго не решался. Он корил меня. Он рисовал мне соблазнительные картины. Он показал мне “кольт”. Я согласился».

Также в деле можно обнаружить еще одну бумагу уполномоченного угрозыска Е. Катаева: он расписывался в получении двух лошадей, изъятых у бандитов Бургарта и Шмальца. И в книге в погоню за Красавчиком Володя отправляется на «вещественных доказательствах». (Впрочем, тогда «во временное пользование» действительно выдавали всё, даже патроны, и на «вещественных» ездил не один Катаев.)

Но вернемся немного назад, в милицейские времена Козачинского. Четырнадцатого декабря 1920 года он стал сотрудником третьего разряда следственно-розыскного отделения Бельчанской волости; после чего, с 26 января, его назначили в Севериновку помощником начальника уголовного розыска, переведя его во второй разряд. Однако приказ по этому району объявил его временно исполняющим обязанности начальника угрозыска. Шестнадцатого марта его перевели уже в первый разряд и тогда же отправили в командировку «для пользы службы» в село Блюменфельд, центр Пятого района.

Подобно Володе Патрикееву, Козачинский расследовал самые разные преступления: начиная от самогоноварения и заканчивая убийствами. В том числе и похищение зеленого фургона с двумя лошадьми, как гласит протокол от 17 мая 1921 года.

Важнейшим, однако, оказалось другое дело: «Бельчанского Волисполкома, с арестом члена исполкома т. Шевченко и зав. распред. скота т. Заболотного по обвинению их в целом ряде преступлений по должности, кражах, хищениях, вымогательствах, мошенничествах…» (В архиве ревтрибунала этого дела нет — возможно, не сохранилось, возможно, было извлечено кем-то с определенной целью. Мы уже знаем, что так бывает. Поэтому вся дальнейшая история известна только со слов самого Козачинского.) В деле фигурировало десять обвиняемых, из которых восемь были членами партии. И в итоге их связи перевесили собранные доказательства вины. Кстати, о возможности такого исхода событий неукротимого агента Козачинского предупреждали более опытные сослуживцы. Этим расследованием он занимался в апреле и мае, а дальше известны только фрагменты. Пока Козачинский был в отпуске, обвиняемые и уличенные смогли принять достаточно весомые ответные меры. В частности, с 30 июля по 16 августа Александр уже содержится под арестом по причине, оставшейся для нас неизвестной. Далее последовал приказ по угрозыску: с 21 августа перевести прикомандированного к отделению сотрудника первого разряда Александра Козачинского в Первый район на ту же должность в село Страсбург. Это был именно тот Мангеймский район, в котором служил Евгений Катаев.

Затем, в октябре того же года, он был уволен «ввиду ареста Политбюро ОГЧК» и обвинен в дискредитации власти. Козачинский писал: «Я надеялся получить благодарность, я считал, что оказал громадную услугу; и после бессонных ночей, после недель непрерывного труда — меня унизили, оскорбили… Суд надо мной был жестокий и несправедливый: мне дали 3 года концлагерей без лишения свободы». Здесь необходимы кое-какие пояснения. Срок без лишения свободы в то время означал, что осужденный являлся к десяти часам утра на работу, по воскресеньям же приходил только к часу дня, чтобы отметиться. Концлагерь с осени 1921 года находился в помещении бывшего Шуваловского приюта. Режим этого учреждения ничем не напоминал страшные лагеря ближайшего будущего, однако юному Козачинскому такой приговор, несомненно, нанес тяжелейшую моральную травму.