Сергей Реутов - Легенды бандитской Одессы

После этого на банду Орлова — Козачинского открыли настоящую охоту. Осведомители доложили, что бандиты будут сбывать угнанных лошадей на одесском Староконном рынке. И вот, когда люди Козачинского вместе с ним самим доставили лошадей на рынок, они угодили прямиком в засаду.

Саше удалось вырваться и скрыться от погони, уйти знакомыми дворами, и он спрятался на чердаке какого-то дома. Однако в этом укрытии его настиг молодой сотрудник угрозыска. Направив пистолет на милиционера, Козачинский чуть было не выстрелил, но вдруг узнал его — это был Женя Катаев.

Недавний гимназист Евгений Катаев на тот момент уже два с лишним года служил инспектором одесского угрозыска. За этот короткий, но полный бурных событий срок он вроде бы привык ко всему, однако никак не ожидал, что его лучший друг окажется преследуемым главарем банды.

Будь Саша Козачинский настоящим, закоренелым уголовником, он выстрелил бы в бывшего приятеля без всяких раздумий. Но он был еще совсем молодым парнем, который лишь плыл по волнам своего непростого времени. Вот почему он опустил пистолет и сдался другу.

Суд над бандой Козачинского начался в августе 1923 года. Саше должно было исполниться двадцать лет всего через несколько дней. Но собранные доказательства и отношение прокурора были настолько негативными, что становилось ясно: вряд ли Козачинский отметит свой юбилей, ему грозит смертный приговор.

Впрочем, процесс проходил весьма странно даже для тех лет. Лидер бандитов, на вид совсем мальчишка, рассказывал о своих деяниях с юмором, чистым литературным языком. На суд пришло много женщин — они все были свидетельницами, готовыми высказаться в его пользу; со слезами на глазах они умоляли «пощадить Сашеньку». Увы, это не помогло: самые активные члены банды, в том числе и Александр Козачинский, были приговорены к смерти.

Однако Евгений Катаев друга не оставил. Рискнув всем своим заработанным милицейским авторитетом, он добился того, что приговор был пересмотрен и значительно смягчен. Правда, для этого Евгению пришлось пожертвовать своей карьерой в милиции.

В 1920-х годах судьба человеческая порой менялась круто. И если накануне осени 1923 года Александр Козачинский с трудом избежал расстрела, то очень скоро его освободили по амнистии. В марте 1923 года, еще находясь под следствием, Козачинский стал писать заметки в допровские издания «Голос заключенного» и «Жизнь заключенного», затем фактически стал редактором этих газет и превратился в местную знаменитость. Писатели Э. Багрицкий и С. Бондарин устроили экскурсию в ДОПР для московских собратьев — М. Голодного и М. Светлова — только ради того, чтобы показать им Козачинского. Сохранились статьи тех лет, хвалящие его литературную работу. Представления о том, как тогда Козачинский писал, мы сегодня составить не можем — допровские публикации пока не найдены, но тому, кто ознакомится с его более поздними произведениями, достаточно легко поверить в его литературное мастерство.

Мы не знаем, какой срок Козачинский получил после отмены расстрельного приговора, однако уже в 1925 году он оказывается на свободе и переезжает в Москву. В столице он устроился на работу в газету «Гудок». В общем газетном архиве хранятся августовские заметки за 1925 год, подписанные его именем.

Еще раньше переехал в Москву и Евгений Катаев. Здесь жил его старший брат Валентин, который работал журналистом. Евгений выбрал ту же профессию и вошел в редакцию журнала «Красный перец». Через два года Катаев-младший перешел в газету «Гудок» на должность фельетониста. Именно он сначала позвал друга в Москву, как только тот освободился из тюрьмы, а потом устроил Козачинского репортером в «Гудок». Впрочем, вряд ли помогли бы рекомендации Катаева, если бы Козачинский не обладал несомненным литературным талантом, наконец нашедшим себе применение.

У Евгения Катаева-Петрова тем временем вышли из печати принесшие ему славу романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Писатель всячески старался приобщить к большой литературе и Александра Козачинского, однако безуспешно.

В январе 1932 года Козачинский отправился то ли отдыхать, то ли уже лечиться в Гагры, в один из местных санаториев, где получил письмо Ильи Ильфа: «Что делается на узкой полоске земли, называющейся Гаграми? В каком здании помещается санаторий, где Вы прогуливаетесь в голубом халате? Отчего бы Вам, пользуясь свободным временем, не написать а) роман из жизни, б) воспоминания о себе, в) еще что-нибудь интересное». «Ничего нет легче, чем убедить человека заняться сочинительством. Как некогда в каждом кроманьонце жил художник, так и в каждом современном человеке дремлет писатель. Когда человек начинает скучать, достаточно легкого толчка, чтобы писатель вырвался наружу», — так автор «Зеленого фургона» позже объяснит, каким образом среди страдающих от скуки персонажей повести зародился литературный клуб. Они томились от скуки потому, что «зима 1931 года была в Гаграх необычайно суровой… На узкую полоску гагринской земли обрушивались огромные молчаливые волны…»

И все же в 1932 году Козачинский, по всей видимости, скучал недостаточно. Лишь в августе-сентябре 1937 года он написал свои первые произведения — несколько рассказов о летчиках, которые были опубликованы журнале «Знамя» в феврале 1938 года. Затем в четырнадцатом выпуске альманаха «Год XXII» вышла повесть «Зеленый фургон», а в пятнадцатом — водевиль «Могучее средство». Первая книга А. Козачинского увидела свет в 1940 году, она включала два рассказа бывалого летчика, рассказ «Фоня», созданный в январе 1940 года, и повесть «Зеленый фургон».

Писательница Александра Бруштейн вспоминала, что Козачинский получил признание широкой публики с необычайной легкостью и в основном благодаря «Зеленому фургону». Все хвалили книгу за ее несомненные достоинства: увлекательный сюжет, лаконичный и выразительный язык, тонкий юмор. Повесть также имела еще одну крайне важную особенность: она была полна реалий, таких как названия улиц города и поселков, по которым и сейчас можно в точности воссоздать маршрут героев; упоминалась в ней «кукурузная армия» (о которой Козачинский знал не понаслышке, поскольку до ареста и сам скрывался в зарослях кукурузы), а также последняя фраза протоколов допросов, которую так любил Володя Патрикеев…

Таким образом, «Зеленый фургон» имел ошеломляющий успех, возможно, неожиданный для самого автора, и трижды переиздавался за первые пять лет после его выхода в свет. Казалось бы, такой успех должен был вдохновить Козачинского, но, увы, он не успел написать новых книг — помешали как тяжелая болезнь, так и Великая Отечественная война. В 1941 году Евгений Катаев-Петров и Александр Козачинский снова расстались, как оказалось, уже навсегда.