Александр Чиненков - Форпост в степи

Официальным занятием красавицы–француженки была торговля женскими шляпками, которые ей регулярно поставляли из Парижа. Шляпки были хороши и пользовались большим спросом у оренбургских модниц. Но злые языки поговаривали, что француженка имеет и другой доход, значительно превышающий шляпный.

Теплым летним вечером госпожа де Шаруэ прогуливалась в центре города. Рядом с ней важно вышагивал адъютант губернатора — капитан Александр Васильевич Барков. Он выглядел старше своих лет; высокий, стройный, черные глаза выделялись на бледном лице. Кроме того, Барков не говорил грубостей, в то время как подавляющее большинство дворян Оренбурга рубили сплеча.

— Черт побери, меня удивляет, прекрасная Жаклин, — болтал капитан, шагая рядом с госпожой де Шаруэ, — что вы прячете свою божественную красоту в этом степном захолустье. Ваше место даже не в Париже, а в сказочном Эдеме!

— Вам это кажется странным, месье Барков? — улыбаясь, проворковала француженка. — Если все красивые люди будут проживать только в столицах, кто же тогда будет сиять в провинциальных городках?

— Вы правы, милая Жаклин, — пробормотал комплимент влюбленный капитан. — Но место ваше все же не здесь, а, на худой конец, в Москве или Петербурге!

— Оставьте, капитан. Оренбург очень милый городок, и здесь живут замечательные люди. А в высшем свете Москвы или Петербурга я бы показалась вам, месье Барков, настоящей дурнушкой.

— Вы непростительно клевещете на себя, прекрасная Жаклин!

— И не думаю. Вы, наверное, мало видели по–настоящему красивых женщин, капитан?

Барков хотел ответить какой–то любезностью, но перед ними внезапно появился слуга де Шаруэ и что–то сказал своей госпоже на не понятном капитану языке. Японец тут же исчез. А красивые глаза госпожи де Шаруэ загадочно засверкали.

— Прошу простить меня, месье Барков, — сказала она, — важное дело заставляет меня покинуть вас.

— Какие важные дела могут быть у красивой женщины? — удивился тот.

— Не государственные, — прошептала Жаклин, одаривая его на прощание очаровательной улыбкой. — Из Парижа мне привезли новые шляпки.

Оставив капитана, госпожа де Шаруэ поспешила к гостинице.

* * *

Двое мужчин дожидались прихода Жаклин в ее гостиничных апартаментах. Они сидели за столом и молча разглядывали комнату, восторгаясь вкусом госпожи де Шаруэ.

Потолок комнаты был окрашен в небесно–голубой цвет и усыпан золотыми звездочками. Два амурчика держат в руках цветок, с центра которого свисал на шелковых шнурах массивный позолоченный светильник. Стены завешаны персидскими коврами, а пол выложен разноцветной мозаикой в виде звезды. Высокие двери завешаны синим бархатом. У стен, в хрустальных вазах, стояли розы и издавали приятный дурманящий аромат. Вокруг стола — высокие позолоченные стулья, обитые голубым китайским шелком. Здесь хозяйка принимала гостей.

Ожидавшие госпожу де Шаруэ гости были одеты в куртки и штаны из гладкой кожи, в тяжелые желтые сапоги с толстыми подошвами, под которыми хрустел хрупкий мозаичный пол. Лишь

белые воротники да широкополые шляпы указывали на принадлежность гостей к дворянству.

Как только Жаклин впорхнула в комнату, мужчины встали и изысканным поклоном поприветствовали ее.

— Я рада вас видеть, месье Флоран, — улыбнулась Жаклин, — и вас, месье Анжели.

Госпожа де Шаруэ села в узорчатое кресло у окна. Потрясенные французы, позабыв обо всем, топтались у стола и пялились на женщину. Они были поражены ее неземной красотой.

Жаклин можно было дать лет двадцать пять с небольшим. Статная, живая; из–под шитой жемчугом шляпки на белую шею спадали черные кудри. Высокий гладкий лоб говорил о недюжинном уме, а прямой тонкий нос, трепещущие розовые ноздри и зеленые, но необычайно блестящие глаза, — о хитрости. А сердце, а душа? Трудно сказать. Холеное тонкое лицо порой вспыхивало благородным воодушевлением, порой выражало злую насмешку, иногда освещалось неотразимой улыбкой, а порой становилось холодным, как мрамор. Только полные, чуть приоткрытые губы да беспокойные движения свидетельствовали о том, что в этой женской головке бьется горячая кровь. Кто видел, как ее высокая грудь вздымается, рвется из пут шелкового голубого платья, как обвивает ее стройный стан кожаный поясок, как нетерпеливо переставляет она по полу свои ножки в белых сапожках; кто все это видел, тот, без сомнения, должен был признать, что эта женщина рождена для любви и страсти! Но любила ли она когда–нибудь?

— Черт подери! — воскликнул месье Флоран. — Уже который раз вижу тебя, Жаклин, но, как и в первый раз, теряю дар речи!

— Ты не стареешь, а молодеешь и хорошеешь! — вторил ему месье Анжели.

— Ах, господа, — улыбнулась им с благодарностью госпожа де Шаруэ, — я тоже счастлива вас видеть!

— Мы в этом не сомневались ни малейшим образом, — сказал за обоих, учтиво кивнув, Флоран.

— Надеюсь, вы явились не с пустыми руками, господа? — с ядовитой улыбочкой поинтересовалась Жаклин.

— Гм–м–м! — смешавшись, хмыкнул Флоран. — Разумеется, нет! Мы привезли все, как было обещано.

— И на вас не напали по пути разбойники? — спросила Жаклин, улыбаясь уже презрительно. — Говорят, их много развелось в дикой степи.

— К счастью, нет, — ответил Анжели. — Атаман разбойников — нам друг. Он даже любезно сопроводил нас прямо до стен Оренбурга.

— И много вы привезли? — насторожилась Жаклин.

— Достаточно, чтобы развязать войну и выиграть ее, — улыбнулся, отвечая, Флоран. — Если потребуется, то его величество даст еще столько же.

— Ваш король щедр, — нахмурила красивые брови Жаклин. — Только вот никак не пойму, зачем ему нужен бунт казаков в российской глубинке?

Французы переглянулись, после чего Анжели сдержанно ответил:

— Мы всего лишь слуги своего короля и беспрекословно исполняем его августейшую волю.

— И мы не задаем вопросов, касающихся интересов Франции, — поддержал его Флоран. — Советую и тебе не делать этого.

— Ваш король мне не указ! — вспыхнула Жаклин. — И я не хочу рисковать жизнью даже ради любимой вами Франции!

Гости еще раз переглянулись. Флоран повернулся к Анжели и улыбнулся ему:

— Наша многоуважаемая госпожа, видимо, позабыла, кто она есть и для чего сюда пожаловала?

— Она еще, очевидно, позабыла, чей кушает хлеб и благодаря кому все еще жива? — не глядя на Жаклин, сказал Анжели.

Оба француза весело рассмеялись и, зная, что хозяйка злобно смотрит на них, пожали друг другу руки.

Месье Флоран, словно недоумевая, пожал плечами и покачал головой, после чего вкрадчиво заговорил:

— Так вот, друг мой Анжели, я так и не досказал тебе историю о прекрасной Анне из немытой России. Точнее, об ее первом преступлении, открывшем счет многим кровавым деяниям этой опасной во всех отношениях леди!