Александр Чиненков - Форпост в степи

выступить перед казаками и зеваками. Но кто возьмет на себя эту не совсем приятную обязанность? Хорошо бы выступить самому губернатору и сказать слова, которые положительно отложились бы в головах бунтарей, но…

Проведенное расследование оставило у полковника двойственное чувство. С одной стороны, бунтари получат все, что заслужили за свое выступление против государства, которому они должны служить и защищать его интересы. С другой — он знал, что среди общей массы казаков оставались те, кто затаился и будет ждать возможность вновь ступить на путь мятежа. Именно эту кучку вдохновителей бунта, а не простых казаков и хотелось наказать как можно строже. И сейчас, после прилюдной порки, эти строптивцы отправятся на сибирскую каторгу. Правда, дорога в Сибирь очень неспокойна. Как бы кое–кто из них не попытался улизнуть по пути и не подался бы обратно в Яицк, чтобы заново баламутить присмиревших казаков.

В этом смутном состоянии он повернулся к сидевшему рядом адъютанту губернатора Баркову:

— Что ты думаешь о казаках, Александр Васильевич?

Тот с неохотой высказал свое не совсем понятное мнение:

— Гм–м–м…

Неронов задумался. Но его размышления тут же прервал заместитель председателя комиссии штабс–капитан Окунев.

— Представляю, сколько еще доведется помучиться с этим быдлом!

— Вы еще не представляете сколько, господин штабс–капитан, — усмехнулся Неронов. — Основную массу, которая раскаялась и сейчас примет повторную присягу, отпустим домой в Яицк в сопровождении ротмистра Головина. А вы, уважаемый Петр Иванович, назначены командиром вооруженного отряда сопровождения, который будет конвоировать нераскаявшихся казаков в Сибирь!

— Почему я? — удивился неожиданной новости Окунев.

— Как самый опытный, дисциплинированный и ответственный офицер, — терпеливо разъяснил полковник.

— Ясно, — сказал штабс–капитан, и веселое выражение его лица сменилось ничем непреодолимой грустью.

«Обязательно сегодня до чертиков нажрется!» — подумал Неронов, а вслух сказал:

— Обозом пойдете до Кустаная. А оттуда прямиком на Омск. Там вас встретят и передадут казаков официальным властям. Ни один из ссылаемых не должен совершить побег!

— Что делать, если некоторые все–таки решатся на побег в пути? — спросил штабс–капитан.

— Этим бестолковым прежде всего нужно разъяснить, что их тайные намерения — ни для кого не секрет, — нахмурив лоб, ответил Неронов. — У них не должно быть при себе того, что можно использовать как оружие, — посоветовал он, глядя на Окунева. — Ну а если уж что случится, надо будет догнать беглецов и вернуть. Другого выхода нет.

Штабс–капитан выслушал его слова как приказ.

— До Сакмарского городка тебе помогут казаки, — добавил полковник и ободряюще подмигнул Окуневу.

Трудное задание получил штабс–капитан, но отказаться он не мог. Окунев обреченно вздохнул:

— Сколько человек в конвой даете, господин полковник?

— Пятьдесят человек, и не больше, — ответил Неронов. — Господин губернатор считает, что этого числа вполне достаточно для вполне посильной задачи!

А тем временем яицких казаков вывели на площадь. Они, почти не дыша, тихо переговаривались: что сулит им этот день, когда отпустят покаявшихся?

Площадь была плотно оцеплена солдатами гарнизона и казаками Оренбургского казачьего войска, державшими шашки наголо. Полковник Неронов встал из–за стола, махнул рукой, и правеж начался.

Яицких казаков разделили на три группы. Первую, самую большую, собранную из «раскаявшихся» казаков, переместили поближе к зданию ратуши, где их уже ожидали офицеры с текстами присяги в руках и церковнослужители с кадилами и иконами. Каждого повторно присягнувшего подводили к священнику, где «прощенный» прилюдно каялся, целовал икону и крест. После этого казака выводили из окружения солдат, вносили его фамилию в список и ставили в колонну, формируемую для перехода в Яицк.

Вторую группу казаков, которым решением Следственной комиссии была отведена «солдатская доля», поставили в западную часть площади. Здесь их ждали солдаты с ножницами и бритвами. Казаков брили наголо, стригли бороды; после из них сформировали колонну для отправки

в Самару. У многих из подвергнутых стрижке слезы наворачивались на глаза. Но противиться не посмел никто, боясь быть переведенным в группу казаков, ожидавших порки и отправки в сибирскую ссылку.

Посреди площади установили мостки, что означало для зевак начало самого интересного. Приставы подхватили первых двух обреченных на правеж казаков, подвели к мосткам и прикрепили руки наказуемых к поручням. Под крики и улюлюканье ожившей толпы приставы спокойно, со знанием дела, «отмерили» каждому из казаков ровно по пятьдесят ударов кнутом. Толпа выла от удовольствия, видя, как спины несчастных покрываются кровавыми рубцами.

В отличие от зевак подвергнутые порке не издали ни одного звука, ни стона. Когда их отвязали от мостков, казаки обнялись, расцеловались и поклонились столу, за которым сидели члены Следственной комиссии.

— Спасибочки за науку, господа офицера! — крикнули они и, повинуясь приказу одного из приставов, отошли в сторону, строя рожицы толпе и лукаво улыбаясь.

«Этих только могила исправит», — подумал, морщась, полковник Неронов.

Все остальные подвергаемые порке казаки, словно заранее сговорившись, проделывали то же самое, чем до колик смешили гогочущую толпу. А когда очередь дошла до Ивана Кирпичникова…

— Ты, гляди, лишнего мне не отвесь! — явно рисуясь перед оренбуржцами, прикрикнул он на пристава. — Всыпь ровно столько, сколько государыня отмерить повелела. Ошибешься — опосля хребет те переломлю!

— Молчать! — закричал руководивший правежом офицер.

Но его крик безнадежно утонул в громком хохоте веселящейся толпы.

— Комедиант чертов, — раздраженно прошептал Неронов и повернулся к писарю: — Ну–ка подчеркни мне его фамилию. Жирной- жирной линией.

К полудню все было закончено. Прощеные и забритые в солдаты казаки, охраняемые конвоем, колоннами двинулись к местам назначения. А поротых казаков вернули обратно в тюрьму, где они должны были дожидаться формирования обоза.

Все члены комиссии, в полном составе, отправились в гостиницу готовиться к отъезду из опостылевшего Оренбурга. За столом на

площади остались лишь капитан Барков и писарь, приводящий в порядок документацию.

— Ты отметку делал, чьи казаки участие принимали? — спросил Барков.

— Так точно! — ответил тот.

— Все были?

— Так точно, все! Форштадтские, илекские, бердские… Только вот сакмарских не было, Александр Васильевич!

— Странно, — нахмурился Барков. — Отписки из Сакмарского городка тоже не было?