Александр Чиненков - Форпост в степи

— Может, нездорова?

— Болезнь, которая меня точит, не лечат никакие лекарства!

— И это любовь?

— Сама не знаю!

Француз понимающе улыбнулся и указал на бумаги, которые вертел в руках.

— Для бала заказы доставлены в срок. Отвлекись от горьких мыслей и сполна порадуйся.

— Да, ты, пожалуй, прав.

— Как хорошо, что товар прибыл вовремя.

— Золото тоже привезли?

— Тоже.

— Много?

— Достаточное количество!

— Где же вы его выгрузили?

— В надежном месте.

— То есть вы уже мне не доверяете? — кисло улыбнулась Жаклин, глядя на гостя.

— Ты что, спятила? — воскликнул Анжели. — Я просто хочу отгородить тебя от лишней, весьма нелегкой, обязанности!

— А хранение медных денег в моем салоне — обязанность для меня, видимо, неопасная и необременительная?

— Нельзя золото хранить рядом с медью, — попытался свести назревающую ссору в шутку Анжели. — Твоя доля твоей и останется. Даже получишь намного больше обещанного!

— Интересно, почему вдруг ваш сиятельный Людовик так расщедрился? — неподдельно удивилась Жаклин.

— Этот денежный довесок тебе дается не за прекрасные внешние данные, — улыбнулся француз.

— Что–то нужно сделать еще?

— Да, немного больше того, о чем договаривались изначально.

— Наверное, штурмом взять ратушу, арестовать губернатора и перевезти его в кандалах через всю Россию во Францию?

— Мне нравится твое остроумие, — похлопал в ладони Анжели. — Но Франции такие люди, как военный губернатор Рейнсдорп, к счастью, не нужны!

— Тогда что я должна сотворить такое, за что король платит так много денег?

— Ты должна меня слушаться и безоговорочно делать то, что я скажу! — сделавшись совершенно серьезным, сказал Анжели.

— Ты, наверное, рехнулся, месье?

— Напротив, я самый здравомыслящий человек в этом гнусном городишке, — ответил Анжели. — А теперь выбрось из головы всякие пустяки и слушай план наших дальнейших совместных действий, прекрасная Жаклин.

Мариула присела у изголовья кузнеца.

— Вот видишь, умная голова! — сказала она. — А люди — что деньги: бывают настоящие, бывают и фальшивые. Испытывай их да испытывай! Злато и серебро зараз в огне испытывают.

— К чему все это? — спросил Архип.

— К тому, что людей ты распознавать не могешь, сынок. Пришел басурман, черный душой, поплакался, а ты и ухи разлапушил.

— Твоя правда, — вздохнул кузнец.

— Вот видишь! В этом вся заноза! Ладно, я к тебе заглянула. Беспокойство меня обуяло, когда с похорон пришла, а тебя не застала. Вот и решила тебя дома поискать. Как видишь, не зазря. А то увез бы тебя слуга сатаны!

— Но он сказал, что за мной приехал по велению хозяйки своей. Жалился, что со свету она сживет его, ежели я с ним в Оренбург не поеду!

— Вот послухай меня, сынок. — Мариула положила на колени руки и проникновенно, по–матерински нежно посмотрела в глаза Архипу. — Я вот давеча картишки на тебя раскинула. Зараз до похорон еще. И что они мне поведали, Господи Пресвятая Богородица… Аж язык не поворачивается мерзость эту вслух говорить!

— Что меня ожидает? — забеспокоился Архип.

— Ох, много чего, — прошептала Мариула. — Сам сатана твою душу забрать возжелал. Напустил он на тебя девку адову, во грехах погрязшую, с душою чернее ночи! Тварь эта уже который год со слугой своим тебя по свету рыщет!

— Но для чего я ей? — чуть дыша, спросил кузнец.

— Душа ей твоя нужна, грехами не запятнанная. Эта девка черная большое зло затевает, а вот без души твоей светлой обойтись никак не могет! Нужен ты ей, сынок. Как воздух нужен!

— Почему я?

— О том карты мне не сказывают, — продолжила Мариула. — Какая–то тяга у ней к тебе непреодолимая. Ей свет не мил без тебя, сынок!

— Господи, у меня аж мураши по телу забегали, — сказал Архип, облизнув пересохшие губы. — А этот японец, что за мной приходил, слуга этой бестии?

— Когда я его увидала, так обомлела вся, — сказала Мариула, покачав головой. — От него так злом пахнуло, аж круче кипятка обдало меня. Этот поганец — само исчадие ада и с хозяйкою своей, тварью подколодной, друг дружки стоят!

— Тебя послушаешь — и хоть караул кричи, — сказал Архип, улыбаясь через силу. — А я японца этого даже от кайсака не смог отличить, не то что от слуги адова!

— Теперь сыскали они тебя, сынок, и в покое не оставят.

Мариула потерла ладони рук, словно коснулась ими чего–то

грязного и мерзкого.

— Береги себя, сынок, и уповай на Господа! Веру не растеряешь — от нечисти избавленье получишь!

— Мне японец тот еще сказывал, что француженка — хозяйка евоная, — вспомнил Архип. — Так на что я ей сдался?

— Сбрехал он, чтоб тебя в Оренбург выманить, — ответила Мариула. — Для него и языка его змеиного что чихнуть, что кашлянуть,

что кривду выболтать — все едино! Его цель была тебя к хозяйке своей свезти, да вот я его козням помешала.

— Как же я теперь? — ужаснулся Архип. — Я любого вражину одолеть смогу, а вот с нечистью тягаться…

— Оберег цыганкин у тебя, — улыбнулась ободряюще Мариула.

— Крест, что Лялька мне оставила?

— Да. Девонька знает твою судьбу, вот оберег и оставила!

Архип осторожно потрогал цыганский крест на своей груди

и немного успокоился. Мариула же встала, видимо, собираясь уходить:

— Ну, вот что, сынок. Ты сейчас поспи, отдохни как следует. Что поесть, тут сыщешь. — Она указала на узелок, лежащий на столе. — Ко мне в полночь приди. Попробуем сделать так, чтобы злыдни к тебе интерес свой поганый утратили.

— А дойду ли я? — усомнился Архип.

— Дойдешь, коли захочешь, — улыбнулась ему Мариула. — А силушку из еды, что я принесла, зараз извлечешь! Только все съешь, до последней крошки!

* *

С самого утра Сакмарский городок пришел в движение, словно растревоженный улей. Казаки седлали лошадей, заряжали ружья и стекались к атамановой избе*. Казачки носились, как ошпаренные, по городку, заглядывали друг к другу и в конце концов тоже спешили к мужьям, подстегиваемые безудержным любопытством.

Ночь, которую решил переждать атаман, не принесла ничего нового. Лука домой так и не возвратился.

Прибывавших казаков Донской тут же делил на тройки и рассылал кого куда, но с единственной целью — тщательные поиски исчезнувшего парня. Сам атаман сидел за столом, сложив перед собой руки. Задумавшись, он смотрел в одну точку.

Петр Белов сидел справа от атамана и нервно ерзал на скрипевшем под тяжестью его тела стареньком табурете. Он то растирал себе шею, то оглаживал свою окладистую бороду, то вставал и ходил по избе.

Наконец он сел, опершись локтями о стол. В густых волосах урядника серебрилась седина, а глубокие морщины бороздили лоб.

— Ты куда Городилова послал, Данила?