Александр Харламов - Перед грозой

— Кого это на ночь глядя… — еле смог выдавить из себя Федор. Мысль о том, что кто-то заметил их с Говоровым и ребятишками, когда они выбирались из леса, испугала его. Неужели сдали?

— Сидеть! — грозно рыкнул Полухин, с трудом вставая. Его покачивало из стороны в сторону, словно он шел не по ровному дощатому полу, а по качающейся палубе морского лайнера. — Я сам разберусь!

Скрипнула дверь в сенях. Послышались возбужденные немецкие голоса, тараторящие без остановки. Потом женский с надрывом, в котором Федор без труда узнал жену Полухина — толстощекую круглолицую скандальную женщину Марфу Ильиничну:

— Приехали и стучаться! Чуть окно не вынесли мне! Что-то говорят по-своему, а толку? Я ж их языка не понимаю. Кричат, автоматом размахивают. Я им и говорю, пойдем к мужу отведу, а они ни в какую, еле уговорила.

— Die Russen haben die Staffel mit den Italienern gesprengt? Wir mussen eine Zusammenfassung orgaisieren.

— Вот это и твердит все время, дурачок немецкий! — подтвердила его слова Марфа.

Василь протрезвел в одно мгновение. Быстрым шагом вернулся в горницу и спросил у Федора.

— Чего он бормочет? Переведи…

— Die Russen haben die Staffel mit den Italienern gesprengt? Wir mussen eine Zusammenfassung orgaisieren., — беспомощно хлопая глазами проговорил снова фашист.

— Русские подорвали эшелон с итальянцами. Необходимо устроить облаву! — перевел Подерягин, с трудом вспоминая забытый язык из прошлого, которое он хотел забыть навсегда, вычеркнув из своей жизни.

— Черт! — ругнулся Полухин, бросаясь на улицу. За ним торопливо последовал немец. Затарахтел мотор мотоцикла, затихнув через пару минут вдали. Акулина и дед Федор понимающе переглянулись. Старик осмотрел спящее немецкое воинство и недовольно произнес невестке:

— Ложись сегодня с детьми. Утро вечера мудренее…

Эрлиха Бааде — коменданта города подняли поздно ночью, когда полная желтая луна на звездном небе проложила узкую дорожку по двору комендатуры. В трубке слышался рассерженный голос итальянского генерала. Который кричал что-то на своем непонятном языке. Разрывая телефонный провод непереносимыми воплями.

— Чертов макаронник! — заорал ему в ответ Бааде, когда Бруно Виери немного успокоился и затих. — говори по-немецки!

— Русские партизаны подорвали эшелон с моими солдатами! К счастью никто из моих доблестных воинов не пострадал!

— Черт! Где это произошло? — быстро спросил Бааде, натягивая мундир, зовя Герхарда из приемной, чтобы он помог ему одеться.

— Недалеко от города…

— Вы уже там, генерал?

— Нет, но собираюсь…

— Будьте так любезны, забрать и меня!

Через четверть часа Бруно Виери и Эрлих Бааде стояли недалеко от поврежденного участка железнодорожного полотна. От взрыва пострадал мост, две его опоры и сама решетка, а вот последний вагон военного эшелона сошел с рельс, о остался стоять, что уже было нешуточным облегчением, учитывая, что движение по ветки инженерные подразделения обещали восстановить в течении двух часов.

— Только чудо спасло верных воинов Италии от гибели! Сколько коварства, сколько варварства в этом подлом акте! В этом вся суть русских! — возмущался Бруно Виери, сокрушенно кивая головой. От его постоянных воплей и напыщенных восклицаний, от которых не было все равно никакого толка, у Бааде заболела голова. Он скривился и отвернулся в сторону от раскисшего генерала. Чуть поодаль от остальных сидел на пеньке бургомистр этой деревни, совсем недавно назначенный на эту должность. Он угрюмо повесил голову и что-то рассматривал в листве, ковыряя в ней сломанной веточкой.

— Василий! — окликнул его Бааде, подходя поближе.

Полухин торопливо вскочил, одернул пиджак так, словно это было его военным мундиром. Белая повязка КАПО сползла на локоть. В лицо Эрлиху ударил стойкий запах свежего перегара и лука.

— Вы пьяны? — брезгливо сморщившись, уточнил комендант.

— Если только немного, — от взгляда Эрлиха не укрылось то, что Василь при его приближении что-то торопливо сунул в карман, что-то найденное в траве.

— Как вы допустили, что на вашей территории случилось… — он замешкался, подбирая нужное русское слово, — безобразие! — с трудом выговорил Бааде, прищурившись.

— Так что …Взорвать могли и здесь и там…Тут не угадаешь, — пожал плечами Полухин, стараясь не смотреть на проницательного коменданта. — железка не охраняется толком! Что я со своими двумя солдатами могу сделать?

— Кстати где они? — Эрлих поискал глазами Вилли и Ганса из тайной полиции, но не нашел их нигде поблизости.

Полухин потупил взгляд, уперев его в землю.

— Понятно… — процедил Бааде. — налакались вместе с тобой русского шнапса и улеглись спать! А под носом у них такое творится!

— Так…

— Молчать! — рявкнул Бааде, раздумывая над тем, как теперь решить проблему с партизанами, неожиданно объявившимися в его районе. Сначала было покушение на него самого, теперь эта акция на железной дороге…Скоро город скатится в полный беспредел, если немедленно не принять меры. Прострелянная рука начала ныть.

— Герр комендант! — Эрлих откликнулся на зов главы тайной полиции и не увидел, что в заскорузлых пальцах Василь Полухин вертит знакомую металлическую пуговицу, найденную им на земле.

— Клаус!

— Герр комендант, мы определили, что это за взрывчатка! Обычный тринитротолуол, часто применяется в войсках с электрическими взрывателями.

— Нам от этого не легче, Клаус! — буркнул Бааде, забыв про Полухина. — Улики?

— Трава примята в посадке напротив места взрыва, словно несколько человек лежали там в ожидании состава.

— Сколько?

— Человек пять или шесть… — Бааде резко развернулся в ту сторону, куда показывал Шпигель. На месте примятой травы, низко опустив голову, сидел испуганный и пьяный Василь Полухин.

— Пять или шесть, говоришь… — задумался Бааде. В карьере пехотного офицера он не сталкивался с такого рода загадками и расследованиями. На войне там все было понятно. Здесь свои, там за линией фронта чужие, а тут…Тут даже от подростка можно ожидать пули в спину. Эрлих вспомнил глаза полные ненависти паренька, который стрелял в него на крыльце. Если бы у того в пистолете не кончились патроны, то он непременно убил бы коменданта. И все…

— Шпигель!

— Я, герр комендант!

— Помнится, ты говорил, что у тебя в камере сидит возможная активистка городского подполья некая учительница? — прищурился Бааде.

— Да какая она активистка! — махнул рукой Шпигель. — Сами говорили, что ради устрашения хватать, кого придется. Вот мы ее и взяли!

— Это отлично! Просто отлично! Мне нужно с ней поговорить…

— Она в городе… — растерялся Шпигель.

— Ничего страшного, думаю, — кивнул Бааде, — майор Гейц справится с поставленной задачей восстановления железнодорожного сообщения и без нашей помощи.