Абрам Каган - Преступление и совесть

Мать находилась в растерянности. Она обращалась то к сыну, то к мужу, хватала за руки дочь, которая порывалась уйти. Наконец Настя тяжело опустилась на кушетку и закуталась в платок.

Отец не по возрасту быстро подошел к буфету, где обычно лежали его очки, которыми он пользовался дома, нашел их, дрожащими руками насадил на нос и в упор поглядел на сына.

— Послушай, Анатоль, — спокойно сказал он, — с каких пор ты стал заботиться о моей чести? Что-то прежде никогда от тебя такого не слыхал.

— Ты многого от меня еще не слыхал…

— Например?

Сын не знал, как получше изложить свои мысли, и замялся в нерешительности. На помощь ему, как всегда, пришла мать:

— Полно, Леонтий Иванович. Дочь приехала в гости, пусть в доме будет мир и покой. Это все так неприятно… — И Серафима Гавриловна неожиданно расплакалась.

Жестом отец показал Насте, чтобы та подошла к матери.

Анатолий рванулся к двери.

Серафима Гавриловна попыталась остановить сына:

— Толя, Анатолий!.. Куда же ты?..

Но того уже и след простыл.

Ночью на углу Крещатика и Бессарабки был ограблен мануфактурный магазин. Вскоре после ограбления к Вере Чеберяк ввалились ее друзья-приятели. Все шло как по маслу. Но в самый последний момент операция оказалась под угрозой провала: когда добыча была уже в руках, Борису Рудзинскому внезапно почудились шаги. Со свойственной ему горячностью он метнулся в сторону. Вернулся он быстро. В руках у него блеснул окровавленный нож.

— В холодную? — тихо спросил Иван Латышев.

— Насмерть.

— Где же покойник?

— Айда сюда! — Вместо ответа Рудзинский поманил их за собой.

Спрятав награбленное добро, они перетащили убитого в надежное место. И вот теперь они сидят с Верой за столом и делят добычу. Подумать только, что он наделал, этот Рудзинский! Теперь поднимется целая история. Легавые будут искать пропавшего, обнаружат труп, и начнется вакханалия… А к чему? Можно было все сделать шито-крыто, вчистую… Если б не глупое ухарство Бориса…

— Хватит! — Борис судорожно мигнул, и небольшая точечка под левым глазом потемнела и увеличилась. — Хватит! — рявкнул он.

Петька Сингаевский, по кличке Плис, схватил Бориса за плечо, силком усадил его и сказал властно:

— Успокойся. Испортился ты, Кирюха!

Иван Латышев, плотный здоровила с низким лбом и тяжелым подбородком, с лицом, усыпанным веснушками, по прозвищу Рыжий Ванька, взял Веру за руку, привлек ее к себе и зашептал:

— Гляди, краля, как бы скандала не вышло. Надо по-братски, дружно… Ну-ка, возьмись…

Разгоряченное лицо Веры расплылось в улыбке. Она хитро подмигнула друзьям, те мирно переглянулись и снова занялись дележом.

— Вот так, вот… — Вера всем пожала руки, приветливо улыбаясь каждому в отдельности.

Вся братия осталась довольна. Рыжий Ванька достал из кармана пальто бутылку с серебристым колпачком поверх пробки, поднял ее над головой.

— Настоящее шампанское. Из Парижа.

Все удивленно смотрели на заморскую бутылку.

— Это вино пьют только князья, ей-богу! Ну, еще министры и… ребята из «малины» Веры Чеберяк!.. — молодцевато заключил он.

Ловко откупорив бутылку, Латышев наполнил первую рюмку Вере. Чокнувшись со всеми, она залпом выпила, причмокнула, смакуя, и поглядела в сторону мужа, крепко спавшего на кровати, и на спящих детей.

Когда шампанское было выпито, бутылка из рук Латышева отправилась в мусорное ведро, стоявшее у дверей. Вера подошла к ведру, достала бутылку и знаком велела Рыжему спрятать её подальше.

— Осторожно!.. — только и сказала она.

— Чепуха! — махнули рукой друзья.

— Нет, не чепуха. Осторожность необходима, за мной следят. Сейчас убедитесь сами.

Она подошла к постели спавшего сына, погладила его по щеке, затем нагнулась и коснулась губами его лба. Мальчик повернулся во сне. Губами мать касалась его лба, щек, а сын все не просыпался. Только еще глубже уткнулся в подушку и, инстинктивно обняв мать за шею, продолжал спать.

Дружки глядели, как Вера ласкает своего мальчика, и ничего не понимали. Вера слегка потормошила его, потом начала трясти сильнее. Наконец мальчик проснулся и начал зевать, лениво потягиваясь.

— Что такое? — спросил он сонно.

Увидев знакомую компанию, мальчик обрадованно притянул мать к себе.

— Мама! — воскликнул он.

Вера помогла ему встать, взяла его на руки, приговаривая:

— Какой же ты длинный вырос! Стой, не вались!

Она надела ему штанишки, ботинки, а потом, взяв за руку, подвела к столу.

Полуодетый мальчик вздрагивал, все еще борясь со сном, все еще жмурясь.

— Женя, — сказала мать, — расскажи, что сказал тебе байстрюк.

Мальчик недоуменно переводил взгляд с одного лица на другое. Он ничего не знает. Он хочет спать.

— Ничего, мамочка, ничего не сказал.

— Неправда. Расскажи то, что ты мне рассказывал.

— Про Андрюшку?

— Да, про байстрюка.

— Про домового… — уточнил Рыжий Ванька. — Что же говорил он, домовой-то?

Снова мальчик умоляющими глазами посмотрел на мать: ему мучительно хотелось спать. Он потягивался и молчал.

— Рассказывай! Не выматывай душу! — раздался громкий окрик Петьки.

Мальчик съежился. От нервной дрожи у него зуб на зуб не попадал.

— Мы срезали прутики — я и Андрюшка. Мой прутик был длинный, а его — короче и тоньше. И он мне сказал: «Дай мне твой прутик». Я не захотел, рассердился на него. «Иди домой, — сказал я, — а то расскажу матери, что ты в школу не ходишь». Тогда он закричал: «Ты лучше помалкивай, а то я расскажу полиции, что твоя мама продает краденые вещи».

Женя замолчал.

— А дальше? — спросил Рыжий.

— Дальше ничего.

— Этого тебе мало? — сердито спросила Вера.

— Мда… — закусил губу Сингаевский.

Низколобый втянул голову в плечи, ударил кулаком по столу.

— Скотина! — крикнул он, вставая.

Мать взяла мальчика за руку, подвела к постели и, раздев, уложила, укрыла одеялом. Прошептав «спи», она вернулась к друзьям.

Уснуть мальчик уже не мог. Сердце у него сжималось от предчувствия чего-то нехорошего. Он свернулся калачиком, чтобы злые и страшные друзья матери поскорее забыли о нем, натянул одеяло на голову. Все же до него доходили отдельные угрозы в адрес его товарища Андрюши, который не раз сопровождал друзей матери в их рискованных походах…

Однажды Женя спросил: «Андрюша, куда ты ходил с дядей Петей?» — а тот ему в ответ: «Не твое дело, молчи». Он и теперь умолчал бы, но нельзя обманывать мать, бог накажет… Ведь мать велела ему рассказать. Будь это папа — его он не боится…

Женя слышит скрип кроватей — значит, укладываются спать. Рыжий Ванька называет мать Верочкой, а та ругается, долетает звук пощечины. «Убирайся вон, пьяница!» — говорит она. А тот все упрашивает ее: «Верочка…»