Абрам Каган - Преступление и совесть

«Его собачье дело», — подумал жестянщик, но не отвечать вовсе было нельзя.

— Видите ли, ваше благородие, — замялся Поделко, — я получаю наследство от моего отца.

— Так вот я и спрашиваю — большое ли наследство?

Липа промолчал.

— Пойдем, укажу тебе, где проживает господин Марголин. Гляди, видишь вон тот дом на углу, куда повернул трамвай? Да смотри, куда тебе указывают, а то таращишь свои гляделки не в ту сторону. Вон там, где бакалейная лавка.

— Вижу, ваше благородие. Благодарю вас.

Служанка сперва не хотела впускать жестянщика: «Господин Марголин занят, адвокат сегодня не принимает. Скажите, кто вы и по какому поводу пришли».

Такая встреча перепутала мысли и планы старика. Подумать только: он все подготовил, даже первую фразу при встрече с адвокатом продумал, так вот тебе такая напасть — служанка преградила ему путь.

— Прошу вас сказать господину Марголину, что мне необходимо повидать его.

— Кто вы и как вас звать?

— Как меня звать? — Липа задумался.

— А что, нет у вас имени? — рассмеялась служанка.

После небольшой паузы она смилостивилась и направилась в комнаты, но вдруг остановилась и вполоборота спросила:

— Как же мне сказать Арнольду Давидовичу, кто хочет повидаться с ним?

— Как сказать? Скажите — еврей, простой ремесленник… — Никак ей не понять, что сказать хозяину, кто все-таки хочет повидать его. — Скажите, пожалуйста, ремесленник с Подола пришел, по важному делу, по очень важному делу.

— Обождите минуточку. — И она захлопнула за собой дверь.

Минуты ожидания показались Липе долгими. Наконец распахнулась дверь и служанка впустила его.

Сняв свое пальтишко, Поделко обтрусил потертый пиджачок и брюки, словно они были чем-то испачканы.

— Вы хотели меня видеть? — спросил хозяин квартиры.

— Да, хотел… — Липа увидел перед собой человека средних лет с круглым, гладко выбритым лицом, с лысиной почти до затылка.

— Почему так смотрите, разве знаете меня? — спросил Марголин.

— Нет, никогда не видал, слышал только о вас, много слышал, господин Марголин.

— Очень приятно. Садитесь. Какое у вас дело?

— Я хотел бы просить, чтоб выслушали меня.

— Садитесь, пожалуйста.

Поделко сел, не сводя глаз с портрета на стене.

— Вам понравился портрет? — спросил Марголин. — А знаете, кто это?

— Знаю. Виленский гаон [6] Известный благочестивец. , — выпалил жестянщик.

— Нет, это барон Гинзбург [7] Филантроп в старой России. .

Адвокату стало понятно, что его посетитель не знает, о ком идет речь.

— Вы никогда не слышали о нем? Это великий благодетель, он много жертвует.

— Понимаю, он жертвует для нуждающихся, — обрадовался Поделко. — Очень хорошо, что есть среди евреев такие люди.

— О чем же вы хотели со мной говорить?

— Я уже говорил о своем желании — чтобы вы выслушали меня, господин…

— Меня зовут Арон.

— А по отцу?

— Давидович.

— Очень хорошо. Меня зовут Липа, а отца Борух.

— Так что же вы хотели сказать, реб Липа Борухович?

— Поговаривают, что вы заступаетесь за Бейлиса, что вы его защитник…

— Пока, уважаемый, еще ничего не известно. Буду ли я защищать его, мне еще самому не известно. А если и буду, какое это имеет к вам отношение?

Пауза. Липа опять потерял все нити, не знал, как приступить к делу.

— Я, видите ли, получил большое наследство… Хорошо было бы эти деньги обернуть на спасение невиновного человека… Менахем-Менделя Бейлиса я имею в виду.

— Большое наследство? К примеру, сколько?

— Десять тысяч.

— О-го-го, целое состояние. — И после паузы: — Как же вы представляете себе, я имею в виду, каким образом думаете использовать эти деньги?

— Использовать их нужно с умом, с головой. В общем, как вы найдете нужным. Вы ведь опытнее меня в таких делах.

Адвокат беспокойно зашагал по комнате, тяжелой рукой поглаживая лысину. Наконец он остановился возле своего гостя.

— Все-таки как в вашем представлении можно использовать ваши… ваше наследство? — спросил Марголин.

— Как? Поставить лучших защитников Петербурга, всей России, откуда только хотите. Нужны адвокаты русские, люди порядочные и честные… — разгорячился Поделко.

— О, вы, безусловно, философ, реб Липа.

— Совсем не нужно быть философом, я думаю, это логично и просто, как ведро воды.

— Не так уж оно просто, как вы думаете.

Марголин задумался. Он подошел к столу, что-то записал в настольный блокнот, переспросил у посетителя его имя и фамилию, где он проживает в Киеве. Записав все это, адвокат сказал, что подумает, посоветуется с коллегами. Пусть Поделко вторично придет к нему недели этак через две. А если захочет, он может позвонить по телефону.

— Я не умею звонить по телефону, — не постеснялся признаться жестянщик, — уж лучше я сам… Ничего, не очень-то далеко с Подола сюда, на Кузнечную. Мои ноги легко понесут меня…

Окрыленный Липа вышел на улицу, не чувствуя земли под ногами. Он был счастлив, что нашел путь к использованию своего наследства; ему казалось, что свою долю в дело спасения невиновного человека он уже внес.

В истории российской адвокатуры совершенно особое место занимал присяжный поверенный Оскар Осипович Грузенберг. Этот адвокат в разное время успешно защищал Максима Горького, Владимира Короленко, Корнея Чуковского, Венгерова и других представителей русской литературы и журналистики. В 1906 году он даже стоял во главе защиты в процессе «Совета рабочих депутатов». Опыт и знание своего дела, проявленные им тогда, поразили даже специалистов-криминалистов и бывалых кассационистов. Но вершины своей популярности Грузенберг достиг в процессе Бейлиса.

После ареста Бейлиса Грузенберг вместе с киевским адвокатом Марголиным взял на себя его защиту. Но Марголина министр юстиции Щегловитов отстранил, а до Грузенберга никак руки не доходили.

Грузенберг понимал, что следует в срочном порядке заняться доскональным изучением вопроса о ритуальных убийствах, хорошо вооружиться против всех бесноватых безумцев типа Замысловского, Шмакова и иных последователей пресловутого Лютостанского. Благородный адвокат понимал также, что передовая интеллигенция — писатели, ученые, педагоги, художники, артисты — должны сказать свое веское слово, выступить против средневекового фанатизма, против лжи, на которой построено дело Бейлиса. Поэтому он обратился к Владимиру Короленко, взывая к его вмешательству и помощи, тем более что Короленко и так уже включился в круг протестовавших.

Адвокату стало известно, что среди художественной интеллигенции уже поговаривали о необходимости выступить со словом к русскому обществу, в котором осуждались бы те, кто разжигает расовую ненависть и призывает к погромам. В петербургских писательских кругах уже составили первый вариант воззвания к русскому обществу, но, ознакомившись с ним, Грузенберг нашел, что в нем недостает силы и огня, логики и красоты мысли, которые должны повлиять на разум и чувства читателя. То был только первый вариант воззвания, составленного писателями Чириковым и Арабажиным.