Вячеслав Кеворков - Каждому свое

На самом краю, укрывшись высокорослыми деревьями, на темном фоне леса вырисовывался силуэт транспортного двухмоторного самолета.

Экипаж из трех человек, завидев приближающийся «газик», выстроился в шеренгу под крылом. Перед каждым у ног — сложенный парашют. Чуть поодаль — еще два парашюта, ожидающие хозяев.

— Экипаж к выполнению задания готов, — четко доложил вышедшему из машины Григорию командир.

После обоюдного рукопожатия майор предложил надеть парашюты. Затем по приставной алюминиевой лесенке они взобрались внутрь машины.

Самолет коротко разбежался по неосвещенной бетонной дорожке, поспешно взмыл вверх и, набрав нужную высоту, плавно заскользил по невидимой воздушной трассе, нарушая вечный покой неба.

Разговаривать при сильном шуме мотора можно, лишь подключив к голосу зрение. Тогда многие слова угадываются не при помощи слуха, а по движению губ.

— Подлетаем к фронту, — крикнул второй пилот, который сидел теперь не в своем кресле, а на ремне, натянутом в двери, ведущей в кабину пилота.

Он был абсолютно уверен, что вид фронтовой полосы с птичьего полета значительно важнее, нежели тема, которую обсуждали таинственные пассажиры, и поэтому легко прервал их беседу. Затем он отстегнул ремень, на котором сидел, прошел в кабину и приподнял маскировочную шторку на одном из иллюминаторов.

Красочного зрелища, однако, вроде извержения лавы из бушующего вулкана, на земле не представилось. То с одной, то с другой стороны в воздух поднимались осветительные ракеты. В целом же сверху было видно, что после кровавого дня фронт отдыхал, зализывая раны. Разочарованный несостоявшимся показом, парень вернулся на свое место, а пассажиры углубились в молчаливое раздумье, каждый в свое.

— До цели восемь минут, — прокричал штурман со своего места.

— Приготовиться! — крикнул майор через плечо.

Второй пилот поднялся из кресла и занял место возле двери. Григорий крепко стиснул руку Северова.

— Что ж, желаю успеха.

Северов почему-то улыбнулся.

— У меня к тебе одна просьба, Григорий Федорович, осталась: не теряй в меня веру даже при самых крутых поворотах!

С этими словами он повернулся и шагнул в сторону двери. Однако вторую ногу поставить не успел. Взрывная волна отбросила самолет в сторону, затем последовали сильные толчки с разных сторон. По корпусу, словно град по крыше, забарабанили осколки. Григорий дернулся и стал сползать по стенке вниз, не выпуская из поля зрения Северова. Тот, в свою очередь, задрав левую штанину и сидя на полу, старательно пристраивал кусок бинта к кровоточащей ноге.

— Ранен? — проскрипел Григорий.

— Чепуха! Сейчас заклею и… — он кивнул на дверь.

Самолет тем временем вышел из зоны обстрела и, слегка подрагивая от тяжелых воспоминаний, плавно заскользил по расстилавшимся под ним облакам.

— Что делать будем? — первый пилот и штурман склонились над Григорием.

— Моторная часть повреждена? Сколько еще продержимся в воздухе?

— Обшивку потрепали здорово, а вот степень повреждения моторной части в полете установить трудно. Потому сказать, сколько провисим в воздухе, не берусь. Может, до конца операции, а может…

— «Может быть» никого не устраивает. Разворачивайте машину. Возвращаемся на базу.

— Меня сбросьте поближе к цели, иначе будут неприятности дома, — вмешался Северов. Он забинтовал ногу и теперь переместился поближе к двери.

— Приказы не обсуждают, а выполняют! — Григорий поднялся на ноги, но не удержался и рухнул вниз лицом.

Громадный пузырь, образовавшийся в одежде на спине, съехал на бок, и вырвавшаяся из него кровь хлынула на пол.

Северов снял парашют, вытащил закрепленный на ноге нож и располосовал одежду на спине Григория. Паукообразный осколок впился в тело между правой лопаткой и позвонком.

— Вынимать нельзя, он кровь держит! — прокричал на ухо Генриху стоявший рядом на коленях штурман.

— Водка есть?

В мужском коллективе военного времени вопрос почти издевательский. Штурман молча протянул железную фляжку, в которой бултыхалась заветная жидкость. Северов плеснул прямо на рану. Кровь, разжиженная водкой, полилась на пол. Наложенные слоями бинт, вата и опять бинт скрыли от постороннего глаза кровавое месиво. Григорий издал несколько стонущих звуков, но тут же, впав в беспамятство, умолк.

Обратный путь домой всегда короче, а потому и преодолевается быстрее. Фронтовая полоса представилась теперь Северову в виде затухающего потока огненной лавы, кое-где уже застывшей, а где-то еще пышущей жаром. Когда перелетели фронт, пилот вышел из кабины.

— На свою территорию залетели. Дома ведь и падать не страшно, — заявил он с радостью.

— А что, есть такая перспектива? — почти безразлично поинтересовался Северов.

— У летящего всегда есть, — философски ответил пилот. — Человек — не птица, которая тоже, время от времени… на землю… — глагол он опустил. И без того было понятно, что неминуемо происходит с каждым земным существом, рискнувшим однажды подняться над землей.

До войны пилот служил в гражданском флоте и возил людей в отпуск из северных холодных районов страны к теплому южному морю. Если в те времена самолет начинало раскачивать, и некоторые чувствительные пассажиры сразу прятали носы в розданные стюардессой гигиенические пакеты, пилот появлялся в салоне и авторитетно заявлял, что «самолет вошел в зону турбулентности». После чего с достоинством и чувством исполненного долга возвращался на свое место. Большинство пассажиров слова такого не знали, а потому продолжали чувствовать себя отвратительно. Иногда он обращался к широко распространенной среди коллег шутке. Перед тем как вырулить на взлетную полосу, он выходил в салон и, обращаясь к старшей стюардессе, негромким шепотом спрашивал ее: «Все покойнички на месте?». Бывалая стюардесса отвечала утвердительно. Менее опытная впадала в размышление, которого ей хватало на дорогу туда и обратно.

Когда самолет, подрулив к зданию аэропорта, заглушил оба мотора, на горизонте появилась узкая полоска зарождающегося рассвета. Тут же подошла машина. Силуэт кузова чем-то напоминал транспорт для перевозки заключенных. И только пристальный взгляд мог обнаружить на бортах медицинские кресты. Врач в белом халате, накинутом на военную форму, и два санитара с носилками тут же поднялись внутрь самолета. Доктор сбросил со спины Григория вату и бинты, пропитанные кровью, обработал края раны раствором и наложил свежую повязку.

— Срочно на носилки и в машину. Лицом вниз. Где второй? Куда ранен?

— В ногу. Вот он перед вами, доктор. — Пилот кивнул в сторону Генриха.

— Чепуха это, царапина, — начал Северов.