Вячеслав Кеворков - Каждому свое

— Должен господ огорчить. Дело в том, что английская авиация разрушила часть пути, и мы вынуждены двигаться по южному маршруту: то есть вместо прямого Берлин-Кельн-Брюссель-Париж опускаемся на юг и следуем через Метц-Эмс на Париж.

— И на какое время этот крюк рассчитан? — поинтересовался Генрих.

— А вот этого теперь не скажет вам никто — ни Бог, ни даже я. Мы ведь, так сказать, вторгаемся в чужое расписание и должны быть благодарны за то, что нас туда пустили.

— Скажите, в таком случае мы вправе рассчитывать на какую-то пищу в качестве компенсации за все причиненные неудобства?

— А вот тут я бы рекомендовал вам потерпеть до Брюсселя. Дело в том, что там меняется вся бригада, включая поваров, и появляется французская кухня, а это уже нечто совсем иное.

— То есть лучше?

Маленькие глазки в изумлении взлетели к бровям:

— Я немецкий патриот, но признаю, что, какое бы вы блюдо в Германии не заказали, в конечном счете вы получите сосиски с капустой или картофельные драники со свининой и яблочным пюре.

— Хорошо, но на бутылку рейнского мы можем рассчитывать еще до Брюсселя?

— Естественно! Сказали бы сразу, она стояла бы уже давно у вас на столе!

Это были не пустые слова. Через несколько минут бутылка, горлышко которой обвивала белоснежная салфетка, уже водрузилась на столе.

— Итак, за удачное путешествие, — предложил Генрих.

— Я бы выпила за счастливую поездку.

— Что ж, можно и так. Ты не огорчилась по поводу того, что нам придется сделать солидный крюк?

— Расстроилась, но только потому, что крюк столь мал. Вот если бы в Париж поехать через Йоханнесбург!

В Брюсселе состав укоротили почти вдвое, зато прицепили французский вагон-ресторан, благодаря чему весь поезд приобрел совершенно иной вид.

Внутренняя респектабельность вагона вполне отвечала его внешней элегантности, что с людьми случается редко.

Единственным, но весьма существенным недостатком оказалось то, что вагон-ресторан с первой минуты оказался переполненным до отказа.

Многие пассажиры, как правило, в сопровождении дам, войдя с перрона, тут же уходили в ресторан и, заказав минимум блюд, с успехом создавали для своих спутниц атмосферу респектабельности и недостижимого в условиях убогого комфорта военного времени.

— К сожалению, господа, ресторан переполнен, однако я сумел зарезервировать для вас два места за уютным столиком вместе с приятным молодым человеком.

— А если бы мы пожелали ужинать в купе? — Карин не успела закончить фразу, как мэтр всплеснул руками:

— Мудрое решение мудрой женщины! — не стал скупиться он на комплимент, вполне искренний в данном случае. — Стоит ли вам идти по вагонам вдвоем, если я могу это сделать для вас один?

Прошло не более получаса, и в купе появился официант в белом кителе с фартуком поверх него и проводник в неизбежном красном картузе. Вдвоем они ловко и быстро преобразовали прилегающую к окну откидную деревянную плоскость в праздничный стол с белой скатертью, где тут же поставили две большие тарелки, накрытые полногрудыми блестящими мельхиоровыми крышками. В следующий момент по невидимому сигналу крышки взмыли вверх одновременно, представив взгляду две искусно зажаренные котлеты де-воляй с легким гарниром.

Обслуга удалилась, оставив молодую пару наедине с изысканным ужином. За окном уже смеркалось, силуэты мелькавших мимо зданий начинали расплываться в наступавших сумерках. Карин опустила маскировочную шторку, как то предписывала висевшая на стене инструкции, и оттого в купе сделалось еще уютнее.

В тот вечер хорошее вино оказалось более к месту, чем безупречно приготовленные де-воляй. Мысль заказать еще одну бутылку пришла сама собой.

— Скажи, Генрих, ты умеешь доверять людям?

— Не знаю, кого ты имеешь в виду. Но всегда стремлюсь.

— Постарайся, пожалуйста, — грустно улыбнулась Карин. — Папа утверждает, что вера — это время, помноженное на поступки.

— Я как раз именно умножением и занимаюсь.

— Очень хорошо. Только не затягивай с этим.

Поезд двигался рывками: то, сломя голову, кого-то догонял, то подолгу стоял, ожидая чего-то. В Париж прибыли ранним утром. Генриха удивила пестрая толпа, заполнившая перрон, бесконечные лестницы и обилие больших и малых кофейных заведений. Но более всего бросались в глаза яркие наряды парижанок, разноцветие вычурных шляпок, по моде приспущенных на лоб. Редкие буро-зеленые пятна немецких мундиров блекли на фоне ярко разодетой массы людей, которые, сидя в кафе, стоя у афиш, прогуливаясь по тротуарам, общались только друг с другом, будто у них вдруг утратилась способность реагировать именно на этот оттенок зеленого цвета немецких мундиров.

На привокзальной площади приехавших поджидали энергичные молодцы, предлагавшие услуги по организации прогулочных поездок по Парижу. Выбор был небогатый: велорикши, экипажи на конной тяге или старенькие такси, собранные, казалось, из деталей автомобилей разных стран.

Юноша лет семнадцати настойчиво уговаривал Карин воспользоваться услугами его велорикши, поскольку иные виды предлагаемого транспорта либо дурно пахнут конским потом и пометом, либо крайне опасны в эксплуатации по причине предельного возраста, как городские такси, у которых к тому же просто отсутствуют тормоза.

Карин, не задумываясь, оценила в два франка несомненный талант молодого человека не только крутить педали, но и его дар убеждения, после чего они с Генрихом все же решили подвергнуть себя риску поехать на такси.

— Пляс Вандом, отель «Ритц», — уверенно произнес Генрих, чем привел в восторг Карин и привлек внимание шофера. Тот внимательно вгляделся в лицо пассажира через зеркало и поинтересовался:

— Вам сразу в отель или хотите полюбоваться Парижем?

— Мы не спешим, — решила Карин, но тут же, усовестившись, виновато посмотрела на Генриха.

— Прекрасная идея, — он поддержал.

Каждый парижанин при малейшей возможности превращается в гида по своему городу, а водитель автомобиля становится одухотворенным путеводителем.

Поняв, что его инициатива одобрена, шофер лихо развернулся и уверенно двинулся вперед. Далеко не юный «Ситроен», довольный тем, как складывалась ситуация, легко пробежал по брусчатке несколько улиц и, наконец, въехал на Пляс д'Этуаль со знаменитой Триумфальной аркой посередине. Шофёр припарковал у тротуара запыхавшийся «Ситроен».

— Предлагаю начать знакомство с Парижем с его главной достопримечательности. До войны здесь была автомобильная карусель, и не то, чтобы припарковаться, притормозить не удавалось. Сотни машин неслись по кругу, не щадя клаксонов как в цирке, и каждая, естественно, мешала другой. А теперь, — он махнул рукой в сторону какой-то развалюхи на колесах, с трудом завершавшей почетный круг, — паркуйся хоть вдоль, хоть поперек, места всем хватает. От войны тоже польза есть — разряжает не только плотность населения, но и автомобилей.