Вячеслав Кеворков - Каждому свое

— Я бы приказал не падать духом и чаще вспоминать прекрасную фразу: «Мы еще увидим небо в алмазах!».

— Небо в алмазах! — она подняла голову и внимательно посмотрела в потускневший от пивных паров потолок. — И кто же автор этих слов?

— Известный русский драматург Чехов, — вмешалась Карин.

— Чехов? Родственник любимой актрисы нашего фюрера? — Генрих посмотрел в сторону Карин, а та, пряча глаза, низко наклонила голову.

В этот момент хрипло и с перебоями зазвонил сильно потрепанный временем телефон, стоявший на самом краю стойки. Бригит, что-то обдумывая, пропустила несколько звонков и затем решительно сняла трубку.

— Рада слышать тебя, Вальтер. Я с друзьями, мы празднуем нашу встречу. Что? Сейчас поинтересуюсь, — она отложила трубку в сторону. — У моего друга юности депрессия, он хотел бы побыть с нами. Карин с ним знакома.

— Депрессия — это беда. Человеку в беде отказывать нельзя, — резюмировал Генрих.

Полчаса спустя на пороге появился Шелленберг в форме оберфюрера СС, с железным крестом под левым карманом и однорядной худосочной орденской колодкой.

При этом вновь, в который раз Генрих вынужден был отдать дань таланту создателя униформы вермахта всех родов войск, способной превращать хлипкие недоразумения, носящие ее, в эпических рыцарей нового Рейха.

Неизбежная неловкость, связанная с появлением нового лица в уже сложившейся компании, рассеялась довольно быстро. Гость пришел в явно подавленном настроении. Сухо пробормотав приветствие, стал прогуливаться по комнате, внимательно разглядывая мебель и все, что украшало стены, словно видел все в первый раз, затем он опустился в специально приготовленное для него кресло и лишь после того обнаружил всех сидевших за столом.

— Господин майор, не сочтите за труд, налейте мне, пожалуйста, вина, — обратился он к Генриху. Майор действительно счел не за труд, а за честь наполнить бокал штандартенфюрера.

Тот поблагодарил, спокойно осушил его и тут же попросил наполнить вновь. Остальные молча последовали его примеру.

Вино — универсальное средство от хандры, депрессий и всякого иного чванства. Оно неизбежно влечет за собой и тягу к воспоминаниям обычно после третьего бокала. Штандартенфюреру для этого понадобился четвертый. После него он расслабил узел галстука, отстегнул верхнюю пуговицу и сразу стал разговорчивее и доступнее для окружающих.

— Когда я подвизался в низах, фрау Карин была моей недосягаемой мечтой. Но пока я карабкался наверх, ее у меня перехватили и переманили в другой лагерь, — в довольно развязной манере разоткровенничался гость.

— По карьерной лестнице не карабкаться надо, а гордо подниматься, — оборвала его Карин, — тогда мы перестанем делиться на группы и будем вместе служить единой и великой Германии.

— Совершенно справедливо, — миролюбиво согласился штандартенфюрер. — За великую Германию!

Бригит подошла к гостю со спины и положила обе руки на его плечи:

— Дорогой Вальтер, после сегодняшнего вечера доктор будет в восторге от твоей печени и всех остальных внутренних органов.

— А я недоволен доктором. Каждый раз, когда я к нему прихожу, он отбирает у меня кровь якобы для анализов, а, придя домой, пьет ее по ночам.

— Что ж, каждому свое, — искренне развеселился при этих словах Генрих.

— Вам, майор, легко насмехаться. Ваша кровь при вас, а мою пьют вампиры-врачи. Кстати, господин майор, чем внимательнее я наблюдаю за вами, тем решительнее убеждаюсь, что мы с вами уже когда-то встречались и даже беседовали. Вы не припоминаете?

— Думаю, это галлюцинации от переутомления.

— Господин майор прав. Ты устал и тебе надо срочно отдохнуть, — поддержала Бригит.

— Признаться, лучше всего мне отдыхать здесь, у тебя, — он обвел всех сидящих за столом пьяным взглядом, — но наши блюстители нравственности никогда не согласятся на мой третий брак в течение четырех лет.

— Зачем идти на вызов, живи, как блюстителям нравится.

Штандартенфюрер поправил съехавший было в сторону узел темного галстука. Тема со всей очевидностью не украшала рассказчика. Осознав это, он сменил ее:

— Скажите, кажется, Генрих? Вы так легко запоминаете имена?

— Да, и лица тоже.

— То, что я вас уже где-то встречал, сомнений нет. У меня цепкая зрительная память — профессиональная. Остается вопрос — где, когда? Вы — человек военный, а значит, находитесь у кого-то в подчинении по службе. Так кому вы подчиняетесь? Кому?

— Честно? Только фрау Карин и больше никому.

Дамы оживились:

— Ответ блестящий.

— Послушайте, Генрих, мне крайне нужны быстро и адекватно соображающие сотрудники. Предлагаю вам место на ступень выше занимаемого вами сегодня.

— Благодарю, подумаю.

— Вальтер глянул на часы.

— О! Да мне пора. Завтра отправляюсь на лечение в Карлсбад. Мрачная перспектива: сутра градусник, затем игла, а в промежутке — горько-соленая вода. Но ничего не поделаешь! — Он поднялся, раскланялся и пошел к выходу в сопровождении хозяйки.

Проводив гостя, Бригит вернулась все еще под впечатлением от нежданного визита.

— Извините, Генрих, но я никак не могу понять мужскую логику.

— А именно?

— С одной стороны, Вальтер непрерывно повторяет, что с каждым днем все отчетливее слышит шаги приближающейся смерти. С другой, впал в депрессию по поводу того, что затянулось его назначение на место недавно убитого Гейдриха. Казалось, если смерть уже за углом, то какую роль может играть назначение на какую-то должность?

— Видите ли, Бригит, для мужчины карьера вполне может быть куда важнее смерти. И если она вдруг пошла в гору, то неизбежная, как казалось, кончина вдруг удаляется в необозримую перспективу.

— Вы говорите так, Генрих, словно со смертью можно договориться, — вмешалась Карин.

— Еще как! Для этого нужно совсем немного — вера и воля.

Бригит философствования гостей на тему жизни и смерти занимали куда меньше, чем размышления об этом странном и неожиданном появлении ее друга.

— Еще две недели назад все убеждали Вальтера, что он единственный, кто способен занять место погибшего. Он в этом внутренне тоже ничуть не сомневался, как вдруг стало известно, что фюрер вызывает в Берлин своего старого венского дружка с тем, чтобы назначить его руководителем госбезопасности Рейха.

— Австриец во главе нашей безопасности — не лучшее решение, — заметила Карин. — Австрияки — это вальсы Штрауса под плеск волн голубого Дуная, прогулки по Пратеру, Венская опера в ее великолепии и любовь под шорох листьев в Венском лесу.

— Браво, фрау Карин! Прекрасная зарисовка!

— Кстати, Бригит, — продолжила Карин, — прости за любопытство, не хочешь, можешь не отвечать, — откуда у тебя вдруг появился такой высокопоставленный знакомый, как Вальтер Шелленберг? Раньше я от тебя о нем ничего не слышала.