Вячеслав Кеворков - Каждому свое

Она сбросила с себя платье легко и просто, как сбрасывают пальто, войдя с улицы, юркнула под одеяло и потянула за собой Генриха, причем сделала это естественно, словно иначе и быть не могло.

Где-то совсем рядом вновь грохнуло так, что светомаскирующая штора в ужасе отпрянула от окна, пропустив внутрь пучок раскаленного, яркого света. В это мгновение Генрих увидел в глазах Карин сочетание несовместимых, казалось бы, чувств: страха и желания. Но именно это немыслимое сочетание сделало ее настолько прекрасной, что оставило в его памяти навсегда.

А когда маскировочный полог вернулся на место, и в комнате вновь воцарилась темнота, она обняла его за шею и потянула к себе, укрываясь его телом, словно завесой от рвущегося извне ужаса.

Шниттке сидел, развалившись на стуле, и курил тонкую сигару, окутывавшую едким дымом окружающих и не доставлявшую большого удовольствия самому курильщику.

— Заграничные курим? — безразлично поинтересовался Генрих, усаживаясь на приготовленное для него место за столиком.

— Сигары из Франции. Заграница это или Рейх. После того, как мы заняли и юг Франции, — скорее всего, Рейх. Теперь у тебя появилась возможность убедиться в этом лично. Он помолчал минуту, а затем продолжил:

— Признаться, Генрих, ты — настоящий счастливчик. За что бы ты ни взялся, сразу возникает новая перспектива. На днях адмирал вызвал меня, а речь повел о тебе. Почему-то хвалил тебя за сообщение о Коко Шанель, а мне и слова благодарности не удосужился сказать.

— Вот это действительно непонятно, ведь ты — полковник, а я всего-навсего майор. Казалось, сама субординация говорит за себя.

— В том-то и дело! Ведь случись что, к ответу потянут меня!

— И правильно сделают. Официально ты руководишь мной, а не наоборот. Я, так сказать, «негласный сотрудник» гласного учреждения.

— Хорошо, оставим эту словесную игру в гласные-согласные и перейдем к делу. Сегодня в нашем немецком разведывательном сообществе наряду с официальным лозунгом «Победа любой ценой» появилась еще и неофициальная тенденция — надо выходить из войны, пока не поздно. Твое сообщение из Базеля о контактах Габриэль Шанель с Шелленбергом и их сомнительных планах относительно использования ее знакомства с Черчиллем для начала переговоров о перемирии между Германией, Англией без участия России, не на шутку озадачила адмирала.

— Я бы на его месте тоже задумался. Если это оперативная комбинация наших соседей, то хотелось бы понять ее смысл. В противном случае это серьезно.

— «Противный случай» адмирал назвал предательством, однако просил этого слова пока не употреблять прилюдно. Всему свое время. И как итог нашего с ним разговора — твоя поездка в Париж. Будешь наблюдать за мадемуазель Шанель, желательно было бы познакомиться с ней поближе, но это непросто. Она дама богатая, а потому капризная. И имеет право быть привередливой, ибо содержит всех близких ей мужчин, включая и нынешнюю ее пассию — барона фон Динклаге, который на пятнадцать лет моложе и во сто раз беднее нее, однако любит знатно выпить и вкусно закусить. Шанель живет с 1934 года в отеле «Ритц» на Вандомской площади, где занимает специально по ее вкусу отделанные апартаменты с видом на знаменитую колонну, отлитую из пушек, взятых Наполеоном под Аустерлицем. В номерах по соседству живали Хемингуэй и Марсель Пруст, а окна выходят на окна квартиры, где умер Фредерик Шопен.

— О, да ты, я вижу, прочел курс по истории Парижа!

— Ошибаешься, на чтение у меня не остается куражу. Я просто жил в «Ритце», правда, всего двое суток, но многое успел узнать. Должен признаться, кухня там сказочная: в обед суп из фазана, вечером — медальон из телятины с яблоками, вина из подвалов «Шато Лятур» и нынешнего, и прошлого столетий. К сожалению, сейчас там засилье наших бонз, но уровень кухни не упал. — На этом месте Шниттке не выдержал и знаком подозвал официанта. — Ты что предпочел бы сегодня? — поинтересовался он у Генриха.

— Не утруждайте себя, господа, — учтиво склонил голову официант. — У нас сегодня только гуляш.

— Вот тебе и «суп из фазана»! — всплеснул руками Шниттке. — Несите гуляш и бутылку вина любого года и вероисповедания, — скомандовал он раздраженно.

Официант, весьма довольный тем, что сумел возвратить строптивого гостя в реалии военного времени, поклонившись, спокойно удалился.

— Война все девальвировала, и уровень обслуживания в том числе, — пробурчал Шниттке.

— Естественно. От того, что люди ежедневно убивают друг друга, никому лучше не становится, даже тем, кто честно решил пообедать в ресторане.

Поданный вскоре гуляш, однако, оказался вопреки ожиданиям весьма недурен на вкус, так же, как и рейнское вино, которое показалось ничуть не хуже французского, разве что было раз в девять дешевле.

Всякое пресыщение повышает вязкость мозгов и замедляет темп мышления. Но служба остается превыше всего.

Шниттке вновь закурил то, что он называл «французским намеком на кубинскую сигару», уселся поудобнее и продолжил начатую еще натощак тему.

— Итак, ты отправляешься в Париж. Приказано денег на тебя не жалеть.

— Это похвально.

— Одним словом, вот распоряжение, чек в парижский частный банк «Вормс» для получения на предъявителя французских франков. И вот еще телефон нашей резидентуры в Париже. Ей дано указание удовлетворять все твои запросы, включая материальные.

— Уж слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Вот тебе задание. Прочти внимательно, запомни и верни мне.

Шниттке положил на стол лист бумаги, левая часть которого была заполнена машинописным текстом. Генрих пробежал его глазами и, не найдя ничего для себя нового, вернул обратно.

— И последнее, — выдержав сценическую паузу, произнес Шниттке. Ему, очевидно, нравилась роль наставника, и потому он произносил слова не спеша, растягивая гласные и запивая каждую завершенную фразу глотком кофе, поданного на десерт.

— А в заключение передаю тебе не приказ, а лишь пожелание начальства… — теперь он сделал несколько глотков вина, а сразу после небольшой паузы, глоток кофе, поданного вместо десерта.

— Возьми с собой Карин, в ранние годы она подолгу жила у своих бабушек в Париже, прекрасно владеет парижским арго и знает город как родной.

— Что ж, в такой компании я чувствовал бы себя куда увереннее.

— Вот и прекрасно. Напоследок — служебно-интимное. Послушай, мадам Шанель проходит в немецкой агентурной сети под пседонимом «Вестминстер», кодовый номер F-7124. Как видишь, мы о делах наших конкурентов тоже кое-что знаем, — многозначительно улыбнулся Шниттке, довольный тем, как удачно выполнил данное ему начальством поручение.