Сергей Плохий - Происхождение славянских наций. Домодерные идентичности в Украине и России

Как бы по-разному ни читали «Синопсис» в Киеве и в российских столицах и провинциях, с его помощью историю Киева сделали неотъемлемой частью имперского российского нарратива. Первоначальные трудности с принятием национальной идеи «Синопсиса» в Московии отчасти связаны с тем, что древняя династическая, а позже государственноцентрическая парадигмы намного лучше, чем нациецентрическая парадигма, обслуживали интересы многонациональной империи. Но эта идея, разумеется, совпадала со взглядами и интересами киевлян, которые находились на имперской службе, пытались получить себе нишу в империи и установить особые отношения с ее правителями, используя «славеноро́ссийскую» национальную парадигму.

Согласно киевским текстам конца XVІІ — начала XVІІІ века, с московитами киевских русинов объединяло не только членство в одной нации-народе, но и имя собственного дома, который они, к удивлению читателей позднейших эпох, называли «Ро́ссия». В Украине традиция использования термина «Русь» в его греческой форме «Ро́ссия» и производных от нее вариантов (скажем, «российский») для обозначения русских земель тянется как минимум с 1590-х годов [170] В Московии и Польше этот термин тоже использовали начиная с XVI века, — см. Frank. E. Sysyn, «The Image of Russia and Russian-Ukrainian Relations in Ukrainian Historiography of the Late Seventeenth and Early Eighteenth Centuries» в кн.: Culture, Nation, and Identity, с. 108–143, в частности с. 117–118. Об использовании термина «Россия» в российськой историографии XVIII века см.: Елена Погосян, «Русь и Россия в исторических сочинениях 1730—1780-х гг.», в кн.: Россия/Russia, вып. 3 (11), Культурные практики в идеологической перспективе: Россия, XVIII — начало XX века, сост. Н. Н. Мазур, Москва — Венеция, 1999, с. 7—19. О разнообразии контекстов, в которых в раннемодерной Восточной Европе использовали термин «Россия» (и о терминологических проблемах, которые это употребление создало для современных исследователей), см.: Giovanna Brogi Bercoff, «Ruś, Ukraina, Ruthenia, Wielkie Księstwo Litewskie, Rzeczpospolita, Moskwa, Rosja, Europa środkovo-wschodnia: o wielowarstwowości i polifunkcjonalizmie kulturowym», в кн.: Contributi italiani al XIII congresso internazionale degli slavisti: ed. Alberto Alberti et al., Pisa, 2003, с. 325–387, в частности с. 360–364. . В письме 1592 года, которое львовское православное братство передало московскому царю через проезжих греческих иерархов, как этнокультурная категория было использовано понятие «род российский», связывавшее польско-литовскую и московскую Руси [171] См.: Акты, относящиеся к истории Западной России, т. IV, С.-Петербург, 1854, с. 47–49. . Впрочем, обычно в тогдашних русских и польских произведениях термин «Ро́ссия» (польское «Rossyja») употребляли для обозначения исключительно польско-литовской Руси. Именно этим смыслом в «Треносе» 1610 года Мелетий Смотрицкий наделяет термины «народ российский» и «российская земля» [172] См. отрывки из «Треноса» в кн.: Roksolański Parnas, ч. 2, с. 64–84, в частности с. 78. . Такое употребление приобрело особенную популярность во времена Петра Могилы. В стихах, написанных в 1633 году по случаю его въезда в столицу, были многочисленные упоминания про «Ро́ссiю» [173] В одной из строф говорилось: «Маєш, Россія, юж тепер отмѣну / Фортуны, маєш триумфу годину: / Ото прав твоих Петр [Могила] єст оборона, / Тарча Сіона» (см.: Украинская поэзия. Середина XVII в., с. 63). . Неизвестный автор польскоязычного панегирика в честь Могилы «Mnemosyne slawy, prac i trudо́w» назвал его «российским Фебом» («Feb rossyjski») и возвеличивал его за защиту «милой России» («miła Rossyja»), что похоже на упоминания польскими авторами «милой Польши» («miła Polska») [174] См.: «Мnemosyne sławy, prac i trudо́w», в кн. Roksolanski Parnas:, ч. 2, с. 123–134, здесь: с. 128. Польша названа «mila Polska» у: «Rozprawa. Przygody starego zolnierza», Roksolanski Parnas, ч. 2, с. 47–58, в частности с. 47. . «Россия» Петра Могилы наверняка охватывала земли Киевской метрополии, но не московские территории, которые официально получили такое название во времена Петра І. Кроме того, в стихах, написанных в канцелярии Богдана Хмельницкого в 1649 году, польско-литовскую Русь называли «Россией», а ее жителей — «россиянами» [175] См.: Украинская поэзия. Середина XVII в., с. 102. . Хотя в переписке с Москвой Могила титуловал себя «митрополитом Малой России», в других случаях он использовал титул «митрополит всей России». Это касается и его преемника на митрополитском престоле Сильвестра Косова, которого в стихотворных эпитафиях называли главой «всея России», и именно «Россия вся» оплакивала его кончину [176] Там же, с. 68, 94–95. .

Мелетий Смотрицкий

Традиция, начатая Могилой, — употреблять термин «Россия» преимущественно, а порой исключительно к землям Киевской митрополии — возобновилась после Руины вместе с возрождением Киевской коллегии при гетмане Иване Самойловиче (1672–1678), который воскресил практику регулярных пожертвований в ее пользу [177] О поддержке Киевской коллегии гетманами Самойловичем и Мазепой см.: George Gajecky, «The Kiev Mohyla Academy and the Hetmanate», Harvard Ukrainian Studies 8, № 1/2 (June 1984), с. 81–92, в частности с. 87–89. . Павел Баранецкий, автор опубликованного в 1687 году польскоязычного панегирика «Trybut» в честь Самойловича, не только упоминал «памятки Могилы» («Mohiły pamiątki») и «Могилянскую музу» («Mohileańska muza»), но и в духе времен Петра Могилы использовал термины «Rossyja» и «Rossyjacy» для обозначения русских земель и их населения [178] См.: Paweł Ваrаnіесkі, «Тrуbut», в кн.: Roksolański Parnas, ч. 2, с. 319–326. . Будущий глава имперской Церкви в польскоязычном стихотворении «Полярная звезда российского неба» («Arctos caeli Rossiaci», 1690) тоже писал о «Могилиных музах» («Mohiły muzy») и употреблял «Rossyja» и «Rossiaci» касаемо русских (немосковских) земель и народа [179] См.: Stefan Jaworski, «Arctos planet herbowych», в кн.: Roksolański Parnas, ч. 2, с. 331–334; неполный укр. пер. Виталия Маслюка см. в кн.: Антология украинской поэзии: в 6-ти тт., т. 1, Произведения поэтов ХІ—ХVІІІ ст., Киев, 1984, с. 214–218 («Арктос небесный Руський»), . А Варлаам Ясинский (1690–1707) титуловал себя не просто митрополитом Киевским и Малой Руси, но «митрополитом Киевским и всея России» или «митрополитом киево-российским» [180] Насчет первой формы титулования, см.: Г. Д. Филимонов, «Очерки русской христианской иконографии. 1: София Премудрость Божия», Вестник Общества древнерусского искусства [при Московском публичном музее], вып. 1 (1876). «Киево-российским» митрополитом Ясинский назван в тексте эпитафии новгород-северскому архимандриту, которую сам Ясинский и написал (см.: Самуил Величко, Летопись, пер. Валерия Шевчука, т. II, Киев, 1991, с. 593). .

Сильвестр Косов