Нина Попова - Заре навстречу [Роман]

Ключевские крестьяне весной захватили лес, а в конце лета — лога, где прежде были их покосы, отнятые заводоуправлением.

Оттягав эти лога в тысяча девятьсот двенадцатом году, владельцы провели изыскания и начали строить прииск, набирать рабочих.

Окрестные жители, знакомые с рудничной и приисковой работой, шли на новый прииск неохотно. Все знали, каково живется приисковому рабочему, — слава богу, нагляделись и сами натерпелись!

Россыпи здесь залегают на глубине от трех до восьми сажен. Шахты сырые, сверху каплет. Вылезет мокрый забойщик в зимнюю пору — обледенеет, пока до казармы добежит.

Жить в казарме без привычки ее всякий согласится.

Казарма строена из тонких бревен, проконопачена плохо. С пола холодит, от стен дует, а потолка нет, и крыша чуть дерном покрыта.

Такую же казарку построили владельцы на новом прииске Часовом. Срубили дом для смотрителя и служащих. Отрыли пласты, начали вскрышные работы. До половины выстроили здание промывочной фабрики… да на том к остановились.

Началась война, мобилизация. Рабочих стало находить труднее. А тут умер старый владелец, наследники перессорились, начали выгонять из заводоуправления старых работников, ставить новых… и прииск Часовой заглох, запустел. Узнав, что ключевские крестьяне захватили лога, выехал к ним новый управитель завода. Крестьяне разговаривать с ним не стали.

— Не о чем судить! Наша земля! Дедовская! Теперь слобода и — катись отсюдова колесом, пока цел!

Управитель обратился к уездному комиссару Временного правительства.

Комиссар решил послать в Ключи Котельникова.

— Вас они уважают, верят вам. Убедите их, что нельзя самочинно захватывать землю… Надо отдать ее владельцам! Пусть ждут Учредительного собрания. На всякий случай я распорядился: во вашему вызову немедленно будет выслана воинская команда.

Котельников самонадеянно сказал:

— Не потребуется!

Увлекшись своей «политической деятельностью», Котельников давно не заглядывал в Ключи. По дороге с полустанка он с наслаждением принюхивается к лесным запахам, любовался предосенней пестротой перелесков.

Семен Семенович ехал в превосходном настроении. Он чувствовал свою значимость, свой вес, предвкушал радостную встречу с односельчанами, с родными. Он давно не видался с матерью. Старушка не заглядывала к сыну в город с той поры, как поняла его отношения с квартирной хозяйкой. Разбил он лучшую ее мечту о доброй невестке, о внучатах.

«Какая уж теперь сноха, какие внучата, — тихо пеняла старушка, — забрала тебя в руки старая модница!»

Подремав под звон бубенчиков, Котельников разговорился с возницей.

Узнал, что ключевские мужики сколотили артель, работают на прииске артельно. Главари у них — солдат Чирухин да Ефрем Самоуков. Сами получают немного, все почти сдают государству, Советам. Мечтают, что им разрешат драгу построить, промывочную фабрику достроить. Почти все туда переселились, торопятся больше успеть сделать до зимы.

— Что и делают! Эвон как пластают!

Увидев Большую сосну, Семен Семенович приказал вознице свернуть на лога. Ему захотелось прежде посмотреть на прииск, а уж потом собирать сходку.

Он ехал по лесной дороге, пестрой от солнечных бликов, и вспоминал, как в двенадцатом году скакал верхом по этой дороге… задыхался, рыдал оттого, что лога незаконно отошли к заводу. Теперь ему приятно было вспомнить о своем «бескорыстном служении народу».

Лес кончился. Блеснула Часовая. Завиднелась вдали знакомая дымчатая гряда гор… Но место, где когда-то травы росли по пояс и до самой страды стояла зеленая тишь и глушь, нельзя было узнать.

Широкой длинной рыжей полосой тянулся разрез, в котором копошились мужики и парни — копали пески, нагружали одноколесные тачки и палубки, стоящие на дорогах. Сильные, рослые ключевские девицы погоняли лошадей и возили вручную тачки.

Вода из Часовой по желобам текла на машерты — самодельные вашгерды старателей. Женщины ровняли песок, баламутили воду.

По всему логу трава была исхожена, вытоптана, выжжена кострами. Темнели отверстия пробных ям и заброшенных шурфов, глинистые края которых поросли высоким малиновым кипреем.

На пригорке стояла контора, а против нее, на другом скате, — казарма. Стены этих зданий не успели потемнеть. Кое-где по склону лепились шалаши — балаганы.

Котельников невольно залюбовался широкой картиной артельного труда. Народ работал весело, согласованно… Но вдруг Семен Семенович вспомнил, зачем его послали. Нехорошо стало у него на душе. Он подумал, что лучше, пожалуй, уехать, пока его не заметили, но было поздно. Его увидели, узнали. Побросали лопаты, тачки, пехла [5] Пехло — клюка, мешалка. , устремился к нему народ.

— Семен Семенович! С приездом!

— Милости просим!

— Наша взяла, Семен Семенович!

— Отняли мы лога-то! — спешили порадовать мужики своего верного ходатая и печальника.

Они ждали: обрадуется, расплывется в улыбке, начнет трясти, пожимать руки, хлопать по плечам: «Так, так, друзья мои! Чудесно! Великолепно!» А он стоял с похоронным видом, молчал.

Самоуков спросил:

— Или не с доброй вестью, Семен Семенович?

— Не с доброй… — тихо ответил Котельников.

Толпа сдвинулась теснее.

— Должен вам напомнить, друзья мои, товарищи, что я крепко-накрепко связан с вами, — начал Котельников. — Болею вашей болью, живу вашими интересами.

— Знаем! — растроганно прогудел Самоуков и помотал кудрявой головой от избытка чувств.

— Спасибо тебе!.. Помним твое добро! — заговорили мужики.

— И в партию я пошел в вашу, в крестьянскую! — продолжал Котельников.

— Это в какую, в крестьянскую? — настороженно спросил Чирухин.

— В эсеровскую, друзья мои! Эта партия народная, крестьянская.

— Кулацкая! — вставил Чирухин и, сузив глаза, насмешливо и разочарованно присвистнул.

Все неуловимо переменилось. От молчаливо глядевшей на него толпы будто холодом потянуло. Неприветно, одиноко почувствовал себя Семен Семенович.

— Верно, что не с добром прикатил, — сказал Самоуков. — Эх, Семен Семенович!

— Я вижу, друзья мои, что вам наврали на эсеровскую партию. Мало ли ходит сплетен? Не солнышко, всех не обогреешь! А вы не верьте! Смутьяны на нас клевещут, большевики!

— Эй, полегче на поворотах!

Это сказал Чирухин. Сказал властно, громко, как отрубил.

— Да что его слушать? — с ленивым пренебрежением молвил рослый парень в выцветшей гимнастерке. — Пошли робить, мужики!

Артель сразу потеряла интерес к Котельникову, начала расходиться.

— Друзья! — завопил Семен Семенович, устремившись за ними. — Выслушайте меня! Я совет вам дам… предупредить хочу!.. Вам опасность угрожает.