Нина Попова - Заре навстречу [Роман]

По совету Кондратова Котельников еще раз поговорил с мужиками на сходе, и в протоколе были записаны их резкие слова против правительства.

Возвратить прииск мужики отказались.

Возвращаться в город ни с чем Котельникову не хотелось. С тем же азартом, с каким он выступал во время тяжбы крестьян с заводоуправлением, он стал действовать сейчас против крестьян. Написал уездному комиссару. Прибыла воинская команда.

Снова собрали в волостной управе сход. Снова отказалась артель возвратить прииск. После схода, подстрекаемый Кондратовым, Котельников потребовал арестовать Самоукова, Чирухина и других «вожаков».

Солдаты не выполнили этого приказа.

Октябрьская ночь. Дождит непрерывно. Фонарные столбы, как большеголовые призраки, вырастают перед пешеходом. Жилые дома темны. Из окон учреждении сочится слабый свет, лампы горят вполнакала На дворе холод. В домах — промозглая сырость. Обыватель ранним вечером забирается в постель с головой под одеяло.

А в доме Лесневского освещены все окна. Только что закончился окружной съезд Советов, который решил «мобилизовать трудящихся Урала на захват власти».

Чекарев, вчитываясь в резолюцию, которая так и дышит революционным жаром, думает, что такое настроение не только у делегатов Перевальского округа, такое настроение у большинства рабочих и солдат… только в Мохове и Лысогорске еще сильны меньшевики и эсеры.

Сергей Иванович Чекарев возглавляет областной комитет партии, — к нему стекаются сведения со всех концов Урала.

Шестой партийный съезд, участником которого он был, призвал к вооруженному восстанию. Существует план восстания в Петрограде и Москве. И Урал к борьбе готов…

Советы стали большой силой. Ими руководят большевики. Реквизируются предприятия, вводится рабочий контроль.

Красная гвардия растет, обучается военному делу. Окрепли профсоюзные организации. Солдаты гонят эсеров из своих казарм, поддерживают большевиков. В деревнях вырастают большевистские ячейки. Узнав, что на областной партийной конференции решено «добиваться передачи государству и уральскому областному самоуправлению недр и лесов», беднота пошла за большевиками.

Но буржуазия не думает сдавать позиции без боя.

Уральское бюро совета съездов горнопромышленников, контрреволюционная часть инженеров пакостят как могут, — оставляют заводы без денег, без топлива, объявляют локауты. Будь у них за спиной надежные войсковые части, еще не так бы они развернулись!

Глухо бродит городская буржуазия… деревенское кулачество… духовенство… мещане… Вероятно, зреют заговоры, на помощь черным силам призвана «костлявая рука голода». Хотя меньшевики и эсеры начинают терять влияние в массах, все же эти предательские партия еще не разоружились и сторонников у них много.

В такое время как воздух необходимо партии железное единство… железная дисциплина! В тридцатитысячной армии уральских большевиков много люден необстрелянных, не участвовавших в подпольной борьбе. Есть и слабо подкованные, их надо учить, предостерегать от ошибок.

Чекарев вспомнил о Рысьеве и сердито нахмурился: есть и среди «подкованных» люди, которые часто ошибаются.

А ведь за Рысьевым идут! Он популярен в массах. Умеет оглушить звонкой фразой. Сверкает, как бенгальский огонь… Вот избрали председателем Совета… А за ним надо глаз да глаз! Отец… впрочем, с отцом он порвал давно и бесповоротно. Но вот жена… Волей-неволей он связан с ее буржуазной родней: Августа бывает у Охлопковых, у Зборовских, жена Охлопкова, жена Зборовского — частые гости у Рысьевых. Нехорошо!..

Чекарев вспомнил разговор о Рысьеве с Андреем, когда они ехали в составе уральской делегации на Всероссийскую апрельскую конференцию: «Он неустойчив, может быть, неискренен. Надо обратить на него серьезное внимание, разобраться в нем».

И мысли Чекарева невольно перекинулись на эту поездку в Петроград. Ехали, думали — Андрей вернется на Урал, строили планы, а он остался в Петрограде, стал секретарем Центрального Комитета.

В коридоре хлопнула дверь. По четким, молодцеватым шагам Чекарев узнал — идет к нему председатель штаба Красной гвардии Данило Хромцов, присланный Центральным Комитетом на Урал после шестого съезда. Чекарев просветлел. Красавец матрос работал весело, горячо, любил крепкую шутку и жаркую схватку.

Хромцов вошел в расстегнутой солдатской шинели (словно ему было жарко), в лихо сидящей бескозырке. Широкая грудь ходила ходуном. Бело-румяное лицо дышало живым, горячим счастьем:

— Победа, Чекарев! Победа!

— Ты… о чем?

— На ленту, читай, если умеешь! На железнодорожном телеграфе получена… Ура! Наша взяла!

На всех этажах, во. всех комнатах, коридорах особняка уже началось радостное движение. Хлопали двери, слышались возгласы. Бежал по коридору Рысьев, кричал резким голосом:

— Товарищ Светлаков! Баженов! Товарищ Куркина! В комитет!.. Да, да! Победа!..

Чекарев, стоя посреди комнаты, прочел:

«Военно-революционный комитет, созданный исключительно Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов, в настоящее время фактически стоит у власти. Зимний дворец взят. Министры арестованы».

Кровь ударила Чекареву в голову. Он не заметил, как окружили его товарищи, заглядывали через плечо. Кто-то сжимал его руку. Чье-то дыхание жгло щеку.

Громко, победно он начал читать вслух:

— «Военно-революционный комитет…»

Когда он кончил и поднял взгляд, его поразили глаза Ильи: немигающие, огромные, они жарко горели на худом лице… Чекарева резнуло по сердцу: «Сгорает!.. И отдохнуть некогда…» В эту минуту он впервые подумал, что Илья проживет недолго. Ему захотелось послать Илью на отдых, но он сказал:

— Придется тебе, Илья, набросать обращение! К утру надо выпустить… А с газетой что думаешь делать?

Илья редактировал большевистскую газету.

— В газете дадим эту телеграмму на первой полосе и, если удастся, первые отклики рабочих, митинги… Обращение сейчас напишу…

И он немедленно ушел в свою комнату, на дверях которой было написано: «Коллегия пропагандистов. Редакция газеты „Рабочий“».

Дежурные ребята из Союза молодежи, вестовые красногвардейцы побежали по темным перевальским улицам звать членов обкома, горкома, исполнительного комитета на экстренное совещание…

В доме Лесневского есть зал с колоннами, с хорами, с двумя люстрами, похожими на церковные паникадила, с паркетными полами. В этом зале, под аркой) отделявшей уютный уголок, стоял стол, покрытый кумачом. Над ним, прибитое к колоннам, протянулось полотнище. Белыми буквами по красному фону написано: «Вся власть Советам». Вперемежку теснились табуреты, хрупкие позолоченные стулья, некрашеные скамьи.