Джеймс Редфилд - Загадки древнего Манускрипта [Девять пророчеств грядущего]

Хулия почувствовала мое раздражение.

— Не надо переживать, — посоветовала она. — Успокойтесь и расскажите, что вы теперь думаете о Восьмом откровении.

Я посмотрел на нее, пытаясь сосредоточиться:

— Не знаю, с чего начать.

— О чем, по-вашему, говорится в Восьмом откровении?

Я стал вспоминать:

— О том, как относиться к другим людям — к детям и взрослым. О том, как давать определение ролевым установкам и преодолевать их, как сосредоточивать свое внимание на других таким образом, чтобы посылать им энергию.

— И?..

Я сосредоточился на ее лице и тут же понял, к чему она клонит:

— Если мы будем наблюдательны с собеседниками, то получим в результате ответы на свои самые насущные вопросы.

Хулия ослепительно улыбнулась.

— Ну как, уяснил я это откровение? — спросил я.

— Почти, — ответила она. — Но есть еще один момент. Вы узнали, как человек может поддержать другого. А теперь вам предстоит понять, что происходит с группой людей, когда все, кто в нее входит, знают, как происходит подобное общение.

Я вышел на веранду и опустился на один из стульев из гнутого металлического прута. Через несколько минут в дверях появилась Хулия и подсела ко мне. Мы неторопливо поужинали, изредка перекидываясь словами, а потом решили побыть еще немного на веранде и полюбоваться ночным небом. Прошло уже три часа с тех пор, как Санчес ушел к себе в номер, и во мне опять стало расти беспокойство. Когда священник неожиданно вышел из дома и присоединился к нам, я почувствовал облегчение.

— Вы что-нибудь слышали об Уиле? — спросил я.

Пока я задавал этот вопрос, падре подвинул стул так, чтобы сесть лицом к нам с Хулией. Я обратил внимание на то, как тщательно он установил стул на равное от каждого из нас расстояние.

— Да, — проговорил он наконец. — Слышал.

Священник снова умолк и вроде бы о чем-то задумался, поэтому я спросил:

— И что же вы слышали?

— Давайте, я расскажу все по порядку, — сказал он. — Отправляясь с падре Карлом обратно в миссию, мы думали застать там падре Себастьяна с военными. Мы ждали расследования. В миссии мы обнаружили, что Себастьян, оставив нам послание, неожиданно покинул ее вместе с военными за несколько часов до нашего прибытия.

Целый день мы провели в неведении, но вчера приехал падре Костус, с которым, как я понимаю, вы знакомы. Он сказал, что его направил ко мне Уил Джеймс. По всей видимости, Уил вспомнил название моей миссии, которое раньше называл в беседе с ним падре Карл, и интуиция подсказала ему, что нам понадобятся сведения падре Костуса. Падре решил примкнуть к сторонникам Манускрипта.

— А почему Себастьян так неожиданно покинул миссию? — спросил я.

— Кардинал собирается ускорить осуществление своих планов, — ответил Санчес. — Он узнал, что Костус решил раскрыть его намерение уничтожить Девятое откровение.

— Себастьян нашел последнее откровение?

— Еще нет, но кардинал на это рассчитывает. Он обнаружил еще один документ, в котором указано местонахождение Девятого откровения.

— И где предполагается его искать? — спросила Хулия.

— На Селестинских развалинах, — ответил Санчес.

— А где это? — не унимался я.

— Миль шестьдесят отсюда, — повернулась ко мне Хулия. — Там велись раскопки, причем этим занимались исключительно перуанские ученые, и все держалось в строжайшем секрете. При раскопках обнаружены остатки древних храмов: в нижнем слое — майя, а над ним — инков. По всей видимости, обе цивилизации считали, что этому месту присуще нечто особое.

Я вдруг понял, что Санчес сосредоточен на разговоре больше, чем обычно. Когда говорил я, он переносил на меня все свое внимание и смотрел не отрываясь. Когда в беседу вступала Хулия, падре принимал другое положение, чтобы полностью сосредоточиться на ней. Было такое впечатление, что он действует очень продуманно. «Чем он, интересно, занят?» — подумал я, и как раз в этот момент наступила тишина. И Санчес, и Хулия выжидающе смотрели на меня.

— Что такое? — в недоумении спросил я.

— Теперь ваша очередь говорить, — улыбнулся Санчес.

— Мы что, говорим по очереди? — спросил я.

— Нет, — вмешалась Хулия, — просто мы беседуем сознательно. Каждый говорит, когда к нему перемещается энергия. Сейчас мы видим, что она переместилась к вам.

Я не знал, что и сказать.

Санчес смотрел на меня с дружеским участием:

— Частью Восьмого откровения является овладение групповым сознательным воздействием друг на друга. Но не надо смущаться. Просто постарайтесь понять, как это происходит. Когда все, кто входит в эту группу, ведут беседу, в какой-то момент только одному человеку приходит в голову самая действенная мысль. Если остальные участники беседы начеку, они почувствуют, что один из них собирается заговорить, и тогда все смогут сконцентрировать энергию на этом человеке и помочь ему высказать свою мысль с предельной ясностью.

Потом в ходе беседы самая действенная мысль возникает у кого-то другого, затем еще у кого- нибудь, и так далее. Если сосредоточиться на том, о чем идет речь, то можно почувствовать, когда наступает твоя очередь. Важная мысль непременно возникнет в вашем сознании.

Санчес перевел взгляд на Хулию, и она спросила у меня:

— Что за мысль пришла вам в голову, а вы ее не высказали?

Я попытался вспомнить.

— Я думал, — проговорил я наконец, — почему падре Санчес так пристально смотрит на того, кто говорит. Наверное, мне хотелось узнать, что это значит.

— Главное в этом, — начал объяснение Санчес, — вовремя высказаться и излить энергию, когда настанет очередь говорить кому- то другому.

— В группе многое может получаться не так, — вставила Хулия. — Некоторые исполняются высокомерия. Они ощущают важность своей мысли и высказывают ее вслух, потом им становится настолько хорошо благодаря всплеску энергии, что они долго продолжают говорить тогда, когда поток энергии должен быть перемещен уже на кого-то другого. Они пытаются подчинить себе всю группу.

Другие же отступают и, даже ощущая, насколько действенна их мысль, не рискуют высказать ее. В результате группа раскалывается, и никто уже в полной мере не может воспользоваться всеми предназначенными для них вестями. Подобное происходит, когда кого- то из людей, входящих в эту группу, не принимает кто-то из остальных членов группы. Отверженным отказывают в получении энергии, и поэтому никому не удается воспользоваться их мыслями.

Хулия умолкла, и мы с ней посмотрели на Санчеса, который переводил дыхание, чтобы заговорить.

— Немаловажно и то, как мы отвергаем людей, — сказал он. — Когда мы недолюбливаем какого-то человека или чувствуем исходящую от него угрозу, для нас естественно сосредоточить внимание на том, что нам в нем не нравится и что раздражает. К сожалению, при этом, вместо того чтобы разглядеть в человеке глубоко укрытую красоту и излить на него энергию, мы лишаем его энергии и, по сути дела, причиняем ему вред. Он же замечает лишь, что ни с того ни с сего почувствовал себя не столь счастливым и не таким уверенным в себе, как минуту назад. И все из- за того, что мы истощили запас его энергии.