Джеймс Редфилд - Загадки древнего Манускрипта [Девять пророчеств грядущего]

— Вот почему, — подхватила Хулия, — этот процесс так важен. В этом яростном соревновании люди заставляют друг друга стареть с ужасающей скоростью.

— Но не нужно забывать, — добавил Санчес, — что в группе, где этим занимаются серьезно, смысл заключается в том, чтобы делать как раз обратное: увеличивать запас энергии каждого и повышать уровень его колебаний благодаря посылаемому всеми остальными потоку энергии. Когда это происходит, энергетическое поле каждой личности смешивается с полями всех остальных и образует единую совокупность энергии. Вся группа становится как бы единым телом, но телом многоголовым. Иногда за все тело вешает одна голова. Потом говорит другая. Но в группе, где все построено таким образом, каждый знает, когда ему брать слово и что говорить, так как он сейчас имеет куда более ясное представление о жизни. Такова Высшая личность, о которой упоминается в Восьмом откровении в связи с любовными отношениями между мужчиной и женщиной. Однако такая личность может быть образована и другими группами людей.

Слова падре Санчеса неожиданно заставили меня вспомнить о падре Костусе и Пабло. Неужели юному индейцу удалось в конце концов переубедить падре Костуса, и тому захотелось сохранить Манускрипт? Добился ли он этого благодаря силе Восьмого откровения?

— Где сейчас падре Костус? — спросил я.

Мои собеседники, казалось, несколько удивились этому вопросу, но падре Санчес тут же ответил:

— Падре Костус вместе с падре Карлом решили отправиться в Лиму, чтобы сообщить иерархам Церкви, что, похоже, задумал кардинал Себастьян.

— Думаю, что именно поэтому падре был так тверд в своем намерении отправиться к вам в миссию. Он знал, что ему нужно сделать еще кое-что.

— Совершенно верно, — согласился Санчес.

В разговоре неожиданно возникла пауза, и мы стали внимательно всматриваться друг в друга: каждый ожидал, кого следующего посетит самая важная мысль.

— Теперь вопрос в том, — заговорил, наконец, падре Санчес, — что суждено сделать нам?

Первой высказалась Хулия:

— Мне все время приходили в голову мысли, что я как-то связана с Девятым откровением, что оно попадет ко мне на достаточно долгое время, чтобы успеть что-то предпринять… но не совсем ясно, что именно.

Санчес и я не сводили с нее глаз.

— Это происходит в каком-то особенном месте… — продолжала она. — Погодите, ведь это же на развалинах, на Селестинских развалинах! Там есть одно особое место между двух храмов. Чуть было не запамятовала. — Она подняла на нас глаза. — Вот куда мне нужно: на Селестинские развалины!

Хулия умолкла, и оба — она и Санчес — обратили взгляды на меня.

— Не знаю, — начал я. — Мне было интересно, почему Себастьян и его люди так ополчились на Манускрипт. Я понял, что это вызвано страхом перед идеей о внутренней эволюции человека… Но теперь я просто не знаю, куда ищи… Эти военные направляются сюда… Похоже, Себастьян собирается первым найти Девятое откровение… Не знаю, мне представилось, что я каким-то образом участвую в попытке убедить его не уничтожать Манускрипт.

Я замолчал и мыслями снова обратился к Добсону, а затем вдруг к Девятому откровению. И тут я понял, что откровение прояснит, куда нас, людей, приведет эволюция. Задавшись вопросом, как будут относиться друг к другу люди под влиянием Манускрипта, я получил на него ответ в Восьмом откровении. Теперь логически возникал следующий вопрос: к чему все это приведет, какие изменения произойдут в человеческом обществе? Должно быть, об этом поведает Девятое откровение.

Почему-то казалось, что полученной сейчас вестью можно будет воспользоваться, чтобы уменьшить страх Себастьяна перед сознательной эволюцией… Если он захочет прислушаться.

— И все же я считаю, что кардинала Себастьяна можно переубедить и сделать сторонником Манускрипта! — убежденно заявил я.

— Вы видите себя переубеждающим кардинала? — спросил Санчес.

— Нет… вообще-то нет. Со мной человек, которого Себастьян знает и кто способен говорить с ним на равных.

Когда я произнес эти слова, мы с Хулией одновременно посмотрели на падре Санчеса.

Он попытался улыбнуться и заговорил со смирением:

— Мы с кардиналом Себастьяном уже долго стараемся избежать прямого столкновения из- за Манускрипта. Он всегда стоял выше меня. Он считал меня своим протеже, и, должен признаться, я смотрел на него с пиететом. Но мне кажется, я всегда знал, что до этого дойдет. Когда вы в первый раз заговорили об этом, я понял, что задача переубедить кардинала ляжет на меня. Вся моя жизнь была подготовкой к этому.

Священник пристально посмотрел на нас с Хулией, а потом продолжал:

— Моя мать выступала за реформирование христианства. Она была против того, чтобы спекулировать на чувстве вины и силой обращать людей в веру. Она считала, что к вере должны приходить из любви, а не из страха. Мой отец, с другой стороны, был сторонником строгой дисциплины. Позже он стал священником и, подобно Себастьяну, твердо верил в традиции и власть. Это породило во мне желание работать под началом Церкви, но я всегда искал, как внести в ее жизнь такие изменения, которые подчеркнули бы важность высшего религиозного опыта.

Совладать с Себастьяном — следующий шаг для меня. Мне не хотелось идти на это, но я знаю, что должен ехать в его миссию в Икитосе.

— Я поеду с вами, — заявил я.

Поднявшись рано утром, мы быстро попрощались с Хулией и на мощном внедорожнике — джипе, оснащенном специальными колесами для улучшения проходимости — его одолжил у кого- то падре Санчес — отправились в путь. Дорога на север петляла по густым джунглям и пересекала несколько полноводных рек, как пояснил священник — притоков Амазонки. Чем дальше мы продвигались вперед, тем крупнее становились деревья. Они росли довольно далеко друг от друга. Дорога пошла в гору.

— Похоже на пейзаж в окрестностях Висьенте, — заметил я.

Санчес улыбнулся:

— Мы в полосе колоссальной энергетической заряженности. Ее длина — пятьдесят миль, ширина — двадцать, и она простирается до самых Селестинских развалин. Окружают этот район непроходимые джунгли.

Вдалеке, там, где начинались джунгли, я заметил участок расчищенной земли.

— Что это? — удивился я, указывая на него.

— Так власти представляют себе развитие сельского хозяйства.

На обширном участке вдоль дороги деревья были выкорчеваны бульдозерами и беспорядочно свалены друг на друга. Некоторые стволы были полуобгоревшими. Верхний почвенный слой был размыт, и по оголенной земле, поросшей разнотравьем, бестолково бродило стадо коров. Когда мы проезжали мимо, несколько животных повернули головы в нашу сторону. Заметив еще один участок изрытой бульдозерами земли, я понял, что это «развитие» подбирается к гигантским деревьям, мимо которых мы проезжали.