Лазарь Плескачевский - За Кубанью [Роман]

Подойдя ближе, Ильяс приял, что. скоротечный бой уже кончился. Получилось, видимо, не так, как замышлял атаман. Перед Алхасом стоял Масхуд, имевший в свое время отдельную банду. Потеряв людей, он примкнул к Алхасу.

— Говори! — выкрикнул Алхас. — Говори, где люди?

Масхуд молчал, со лба его стекала струйка крови.

— Лекарь! Что у него?

Фельдшер Степа неторопливо приложил ко лбу Масхуда тряпку.

— Царапина, — пренебрежительно и с какой-то гримасой на лице бросил он.

— Где твои люди? Кто с тобой был? — повторил вопрос Алхас на этот раз негромко, но угрожающе. — Где оружие?

— Аюб и Татлюстен были, — пролепетал Масхуд. — Оба убиты. Помочь им уже нельзя было, и я бросился, за подмогой…

Окончания фразы Ильяс не расслышал. Что-то толкнуло его к кустарнику, в котором только и могла скрываться засада. Бежал, почти не опираясь на костыли, в мозгу словно дятел долбил: убит, убит… Вот и реденькие подстриженные пулеметной очередью кусты. Аюб лежит лицом вверх, на сером, залитом кровью бешмете чернеет небольшая пробоина. Юноша хрипит, пытаясь что-то сказать. Жив! Надо спасать. Он рвет на полосы новую рубаху, поднимает раненого и вдруг замечает, что тот наблюдает за его действиями: очнулся и узнал земляка, даже улыбнуться пытается. В горле у него что-то булькает, клокочет, изо рта вырывается кровавая пена. Слов не разобрать.

Ильяс задирает мокрую от крови рубаху Аюба, обнажается худое, костлявое тело. На груди, слева, зияет пулевое отверстие. Заткнув его клочком материи, он накладывает повязку. Глаза юноши снова открываются. Он тщетно пытается что-то сказать.

— Поживем еще, — бормочет Ильяс, соображая, как бы приподнять паренька одной рукой. Тогда второй он обопрется о костыль и дотащится до аула. Меджид-костоправ — вот кто сейчас нужен. Удержать раненого одной рукой он не может. Остается одно — взвалить на себя и ползти на четвереньках.

Но тут раздается топот. Рядом кто-то соскакивает с коня.

— Жив? — гремит голос Алхаса. — Степка!

Над Любом склоняется фельдшер.

— Последние хрипы… — роняет он. — Чуть бы пораньше…

Оттолкнув фельдшера, Ильяс приподнимает голову Аюба. С ужасом видит: глаза юноши тускнеют…

— Забрать убитых! — слышит он команду Алхаса, — Дать Ильясу коня.

Кто-то помогает Ильясу сесть в седло, подает костыли. Жалость к парнишке рвет сердце. Может, лучше было бы Аюбу минувшей ночью попытать счастья?

На площадке возле кухни Ильяс спешивается, Шумаф подхватывает повод, помогает ему стать на костыли. Только теперь Ильяс замечает, что здесь затевается нечто вроде судилища. На скамье у стола, под дубом, где обычно обедает начальство, сидит Алхас. В сторонке, уже под охраной — Масхуд. Чуть подальше, держась за стремя коня, стоит с перевязанной головой Чох. Ерофей и еще несколько начальников жмутся тесной группкой неподалеку от Алхаса.

— Подойди-ка сюда, Ильяс, — отрывисто произносит Алхас, указывая рукоятью нагайки на группу, где стоит Ерофей. Ильяс проковылял на указанное место. Бандиты расступились, расчистив ему место рядом с Ерофеем.

— Масхуд! — негромко позвал Алхас. — Дерьмо собачье…

Бандиты, конвоировавшие Масхуда, подтолкнули его к атаману.

— Гранаты были?

— Забыл…

— Трус! Дерьмо! Выбросил, когда улепетывал. Где его гранаты?

Кто-то подает Алхасу четыре лимонки без запалов.

Свистит нагайка, Масхуд сжимается под ударами, втягивает голову в плечи. Алхас бьет не спеша, перемежая удары такими же хлесткими репликами.

— Как заяц скакал через поле… — Удар. — Людей бросил… — Удар. — Не помог раненому, шакал… А Чох где?

Опустив стремя, Чох нетвердой походкой приближается к атаману. Алхас разглядывает его, помахивая нагайкой.

— Ты… Ты погнал людей на пулемет? Как мог? Где голова была?

Вдруг Чох валится на траву.

— Притворяется? — Алхас повернулся к фельдшеру.

— Никак нет, — возразил Степа, склонившийся над Чохом. — Крепко ему досталось. Дозвольте унести?

— Уноси, — беззлобно, даже как-то равнодушно проговорил атаман. И тем же тоном, указав на Масхуда, спросил: — А с этим что будем делать?

— К стенке! — требует Шумаф. — Трус, и раненого бросил.

Алхас повернулся к Шумафу.

— Уведи… — И вдруг стал оглядывать собравшихся. — Где Салех?

— Здесь был, — тотчас откликнулся Ерофей. — Наверное, дрыхнет в землянке. Щас тут будет.

Ерофей сделал знак, двое парней бросились за Салехом.

У Ильяса перехватило дыхание: выходит, их председатель прямо связан с бандой. Что же, он специально довел его до бешенства, специально устроил так, что Ильяс взялся за палку? Ну подлые души, я вам все припомню. Ильяс закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Выдох. Еще вдох… «Спокойнее, спокойнее, — стал уговаривать он себя. — С Салехом, кажется, они управятся сами, а тебя ждет работа поважнее».

Приводят Салеха. Он в той же нарядной черкеске, на поясе серебряный кинжал, лицо озаряет улыбка: человек отоспался и ждет награды. Но при взгляде на Алхаса он вдруг никнет, замирает на месте: что-то случилось.

— Ты знал, что у них есть пулемет? — спрашивает Алхас.

От страха Салех не может произнести ни слова, он только трясет головой: нет, не знал… Голова покачивается вправо-влево, как заведенная, кажется, он не в состоянии ее остановить. Ильяс отворачивается, горечь подкатывает к сердцу: попасться на крючок такому ничтожеству. Как посмотрит в глаза Максиму, товарищам, жене? Нужно что-то придумать.

Алхасу надоело глядеть на одуревшего от страха союзника. Нагайка в его руке вздрогнула, приподнялась.

— Говори по-человечески, — приказал он.

— У них не было пулемета, когда приехали, — пролепетал Салех. — Не было. Я встретил всю группу на площади.

«Он говорит правду, — думает Алхас. — Если бы у них был пулемет, Зачерий предупредил бы».

— Не было, когда приехали, — повторяет Алхас. — Не было… Это я и без тебя знаю. Но когда они уезжали, пулемет у них был, вот в чем дело, Салех. Выходит, они его достали в ауле. Где? У кого? — Его осеняет невеселая догадка: не эти ли пулеметы обещал ему Улагай? — Салех, где Кучук хранил оружие? — вкрадчиво, словно приготовившись к прыжку, осведомляется Алхас.

— Н-не знаю, — с трудом выговаривает Салех.

— Подумай хорошенько, Салех, ты не мог не знать.

Салех молчит. Кажется, спектакль окончен. Но тут, уже совершенно неожиданно для всех, объявляется новое действующее лицо: Измаил. Он шагает решительно и, кажется, намерен предъявить атаману какой-то счет. Внезапно взгляд его наталкивается на нечто из ряда вон выходящее: в стороне, прямо на траве, уложены тела убитых в недавней схватке. Измаил останавливается так круто, будто натыкается на стену. Скрестив руки на груди, шепчет молитву. Все остаются на своих местах. Алхас нетерпеливо пощелкивает кончиком нагайки по голенищу. Дань усопшим отдана. Измаил подходит к атаману, здоровается.