Лев Жданов - По воле Петра Великого: (Былые дни Сибири)

В апреле того же 1718 года явился в Тобольск гонец от самого Петра, денщик его, полковник, князь Волконский, грозную весть сообщил, от которой затрясся Гагарин, хотя не его лично касалась она.

— Цесаревича и Апроську посланные от государя, граф Пётр Толстой да капитан Александр Румянцев, выманули из крепости неапольской Сент-Эльмы, в которой они укрывались вместе, сидючи под опекой тестя цесаревича — австрийского цесаря, и привезли обоих в Москву. Здесь спервоначала обошлось дело. Только подстрекателям к побегу плохо пришлося. Розыск в Суздаль перекинулся, где в монастыре бывшая царица Евдокия, теперь инока Елена проживала. Невзначай туды прискакал Преображенский бомбардир, капитан-поручик, Скорняков-Писарев.

— Гришка-запивоха?..

— Он самый... В люди вышел! Разыскал столько, что и саму царицу-иноку под арест взял, и епископа Досифея, и ключаря тамошнего монастырского, Пустынина Феодора, да певчего же, Федьку Журавского... Да под конец притянули и любовника ейного, Степана Глебова, с которым снюхалась царица-инока через попов тамошних... Погодя и епископа Ростовского, Досифея загребли... Кончилось тем, что сана ево лишили и колесовали, вместе с Кикиным, Глебовым, с попом Пустыниным и с Федькой Журавским, который Глебова к царице водил да письма переносил злодейские... И ещё многих казнили, либо ноздри рвали и сослали в разные места... Скоро и к тебе их повезут... А, слышь, Авраама Лопухина, родного брата же разведённой царицы, также клеймили и в ссылку ево; и Собакина Григорья не пощадил. А княгиню Настасью Голицыну да Варвару Головину при целом полку обнажить да батогами бить велел, а потом в монастыри сослал. И царицу иноку Елену в монастырь же в строгий, в Старую Ладогу вывез... Там она под стражей сидит... Долгорукие, оба брата, особливо Василий, тоже врюхались. Василья и теперь томят под замком, слышно, сюда пришлют в ссылку ево, к тебе же... И Семёна Щербатовых, князька... И... э! Всех не перечтёшь!..

— Господи! — только и вырвалось у Гагарина.

— Пожди, не вздыхай. Не всё ещё... Теперь и сестру, царевну Марью Алексеевну, на допросы позвал... Чуть не дыбой стращал!.. А под конец сызнова за сына взялся. Отлучение царевича от наследья и трона давно оглашено было... А теперь полный суд по форме пойдёт... Больше ста тридцати человек одних судей назначено. Вот список их, я захватил для тебя... Гляди, тут и твоя фамилия... И тебя зовёт. Должен ты царя с его сыном непокорным рассудить... Читай, гляди!..

Взял лист Гагарин, руки у него дрожат, в глазах помутилось. Но, пересиля себя, начал он проглядывать имена. Действительно, все первые люди в государстве собраны тут; начиная с Александра Меншикова, светлейшего князя, «сердечного друга», затем шли имена графа Апраксина, старика генерал-адмирала и второго, Петра, канцлера Головкина, сенаторов, князя Якова Долгорукого, графа Мусина-Пушкина, барона Шафирова, графа Ушакова, князей Петра и Дмитрия Голицыных, Петра Толстого, ближнего стольника, Ромодановского, Репнина, Чернышева, Головина, маршала Адама Вейде, Бутурлина, губернатора Москвы Кирилла Нарышкина, губернатора Сибири, Гагарина, генерал-полицеймейстера Антона Девьера, вице-губернаторов Архангельска, Азова, полковников, майоров и многих других людей, всех званий и состояний, из лучшего дворянства империи.

Опустил лист Гагарин, рта раскрыть нет силы. Да и в голове пусто, словно водою налили ему череп и потонули в ней все мысли и воспоминания...

Молчит и Волконский. А потом совсем тихо заговорил:

— Надо ехать! Видишь, дело неотложное... Да, это ещё не беда... А, слышь, и тебя есть касаемое... Как уж собрался я с приказом царским к тебе, позвал меня государь и говорит: «Ты — побудь до самого отъезда князя... Хоть болен скажись... А там покажешь вот этот мой приказ и все его бумаги, всё, что есть в дому, соберёшь, опечатаешь и следом за ним сюда вези поскорее... Есть у меня большие жалобы на губернатора... Так нужно улики иметь!» Я ордер принял, абшид взял, откланялся... А меня по пути и перенимает... сам понимай кто?! И так ласково говорит: «Слышь, князенька! За кем вина не живёт! А Гагарин добрый человек, и подводить его грешно! Как приедешь, прошу тебя: не таись от него, скажи твоё посольство тайное. Он сам тебе отдаст, што надо... А ты уж не забирай огулом... Понял?» Я подумал, да и согласился! Руку мне целовать дали! Совсем уж тут я спасовал... Ну вот, по приказу той высокой персоны и делаю... Открываю тебе тайну свою, поручение царское строгое. Может, мне за это смерть будет, а отказать не мог ей!..

Теперь оба замолкли. Только часы громко тикают, большие, английской работы, стоящие на особой подставке у стены.

Наконец тяжело поднялся с места Гагарин, в пояс поклонился Волконскому, обнял его, поцеловал крепко.

— Спасибо, старый друг! Вижу, есть добрые люди на свете и приятели нелицемерные... Сам я выдам тебе бумаги, это верно... Ну и там, остальное... Вези, передавай, чтобы, значит, приказ исполнить царский... Не утаю ничего... А пока я собираться стану в путь, уж не откажи, у меня поживи... Последи за «преступником»! — горько улыбаясь, сказал он. И, взявшись за голову, продолжал: — А теперя... не взыщи! От добрых вестей от питерских вовсе голова раскололась моя!.. Виски завинтило, просто смерть!.. Пойду прилягу, может, пройдёт. Да и тебе с дороги поотдохнуть не мешает!.. Я велю тебя проводить...

Важный дворецкий по целому ряду покоев провёл гостя на половину, назначенную для особенно важных гостей.

Волконский быстро заснул.

А Гагарин до утра совещался с Келецким, делал распоряжения. Слуги в доме тоже не спали, из кабинета, из опочивальни князя, из кладовых, из подвалов выносились какие-то сундуки, укладки, ящики и складывались на повозки, в экипажи, в дрожки. Целый обоз скоро выстроился на заднем дворе губернаторского дворца. Лошади быстро и бесшумно были выведены, запряжены; десятка два верховых окружили обоз, когда он выехал из задних ворот и в темноте ночной быстро направился к Салдинской слободе, к дому попа Семёна.

Келецкий и Фёдор Трубников, всего неделю назад вернувшийся из почётного своего плена, провожали обоз, как доверенные люди Гагарина...

И только на другое утро, почти к полудню, когда прискакал из Слободы усталый, измученный, не спавший всю ночь Трубников и рассказал Гагарину, как доехал обоз до цели, как разместили там все сундуки и тюки, тогда лишь вздохнул посвободнее князь и с улыбкой, с громкими шутками стал водить денщика царского, гонца нежданного, по своему наполовину опустелому дворцу, раскрывая все двери, показывая все похоронки и углы.

Не осталось здесь уже ничего такого, чего не желал бы или опасался Гагарин показать посланному Петра.