Александра Щепкина - Волею императрицы

Разнообразные лица старцев, толпой окружавших пришедшего к ним русского боярина, представляли резкую противоположность с ясным лицом молодого Алексея, ещё не ведавшего никакой печали, а их чёрные рясы оттеняли его цветную одежду, украшенную золотом; статные воины, ратные люди, нередко появлялись в Киеве и в стенах Братского монастыря, но не с таким мирным настроением, не с такими ободряющими речами, какие слышали они теперь о добродушии и набожности русского царя; дорога была им весть, что желал набожный царь навсегда освободить от власти католиков Киев и его святыню!

Алексей, с своей стороны, с любопытством выслушал из уст архимандрита историю учреждения Братского монастыря и академии. Краткий рассказ его открывал перед Алексеем те времена, когда сиротела православная церковь под польским владычеством.

— Тогда, — рассказывал Алексею архимандрит, — православные в Киеве учредили братства, по примеру других городов. Братства были уже во Львове, Вильне и других местностях. Главною целью их было давать религиозное воспитание, и Киевское братство основало свою школу и воспитало борцов в защиту православия; далее школа эта была обязана своим развитием митрополиту Петру Могиле, посвятившему себя служению православию и развитию школ; мы чтим память основателя нашего братства и молимся за него, — докончил набожно архимандрит, осеняя себя крестным знамением.

На следующий день, провожая выступавший из Киева, посланный вперёд, сотенный отряд молодого Стародубского, монахи Братского монастыря надели на шею Алексея образок с изображением архангела Михаила, вырезанным на кипарисовой овальной доске, на тонкой серебряной цепочке немецкой работы.

Выступив из Киева, отряд Алексея повернул снова на левую сторону Днепра, направляясь к Переяславлю; невдалеке от него шёл за ними другой отряд сотенного — боярина Стрешнева; оба отряда принадлежали к рейтарскому полку Шепелева; чем дальше продвигались ратные люди в глубь Украйны, тем реже попадались им города и селения.

Вокруг наших всадников тянулись пустынные степи, покрытые белой пеленой снегов, прочно залёгших волнистыми холмами от горизонта до горизонта; редко попадались кое-где, по оврагам, небольшие посёлки, хутора, обсаженные густо деревьями, которые раскачивали теперь по ветру свои гибкие вершины с тонкими, обнажёнными ветками; близ хуторов подымались чёрные стаи воронов, громко каркавших; они долго следили за всадниками, садясь у них на перепутье. Очевидно, они усвоили себе привычку питаться около ратных людей и ждали добычи с их появлением; жители посёлков местами прятались, местами, менее напуганные, с радостию встречали русских.

Резкий, пронизывающий холодный ветер нёсся по степи; отряды рейтар шли ему навстречу, нигде не находя глазом привычных ему на севере лесов, за которыми можно было бы укрыться от непогоды; только изменившееся с проходившим днём освещение разнообразило сплошную равнину; солнце то ярко освещало её сверху, то спускалось ниже и на открытом горизонте бросало через равнину красноватые длинные лучи; они ярко освещали каждую былинку и каждое очертание появлявшегося предмета, был ли то высохший чернобыльник или всадник, — ясно видимо было и то и другое. В свете красных лучей перед заходом солнца на дальних холмах появилась вдруг тонкая чёрная линия и скоро явственно разделилась на отдельные точки; чёрные точки всё вырастали, приближаясь, и русский отряд убедился, что к ним подъезжала густая толпа всадников; командовавший своей сотней Алексей приказал зарядить пищали и держать наготове копья; продвигавшиеся навстречу всадники засуетились, будто готовясь к атаке или обороне: то была шайка крымцев на лёгких татарских лошадях, выехавшая, как видно, на разведку; но убедясь, что отряд русских был многочислен и имел за собой ещё другой отряд в подкрепление, татары повернули лошадей своих вправо, убегая по степи. Несколько рейтар не выдержали и бросились за ними; впереди них скакал, разгорячась, и молодой Стародубский; он уже нагонял одного отставшего крымца и в надежде взять его в плен, достать языка, нагнулся к седлу, вытягивая из-под него запасные верёвки; зоркий неприятель уловил это движение и дал мгновенно выстрел по Алексею; к счастию боярина, прилегая к седлу, татарин целился невысоко; на выстрел его несколько человек рейтар ответили такими же близкими выстрелами, обратив его в бегство; но вся подоспевшая сотня рейтар уже окружила татарина, он был взят, и верёвки Алексея пригодились; остальная толпа крымцев исчезла за холмами снегов.

— Поранили тебя, боярин? — спрашивал подошедший сотенный другого отряда, Стрешнев.

— Ничего, царапина, — отвечал Алексей подъехавшему боярину.

— Не след было тебе скакать вперёд, — почто мой отряд позади оставил? — обидчиво заметил подоспевший боярин, не участвовавший в нападении. — А мне позади тебя быть невместимо; мой род по службе всегда занимал места выше твоего, а теперь нас сотенными равно поставили; да и ты всё вперёд скачешь, один раздаёшь приказанья! — горячо выговаривал Алексею Стрешнев, задетый похвалами рейтар Стародубскому.

— На то начальство было, чтобы нас на места поставить, об этом прежде просил бы! — с укоризной обратился к Стрешневу Алексей.

— Посмотрим, что скажет на это Ромодановский, главный воевода! Я ему челобитную подам, — продолжал боярин Стрешнев.

— Воля твоя, боярин, а что будет, то увидим; а пока прикажи привязать крепче к коню татарина да веди его с собой, пожалуй, — говорил Алексей, ещё не успокоившийся от перестрелки и вперивший в Стрешнева взгляд, чуть не метавший искры из разгоревшихся очей.

Несколько рейтар из отряда предлагали Алексею посмотреть его раненую ногу, но он не хотел терять времени и спешил ехать на ночлег, наскоро обмотав раненую ногу полотенцем.

— Ничего, царапнул только татарин, — говорил Алексей.

— То ничего, что царапнули, — то дурно, что ты один вперёд скачешь, других позади оставил, кто познатнее… — снова начинал Стрешнев с недовольным, надутым лицом.

— Не время про то в походе толковать, боярин, — коротко отвечал Алексей, — не пропускать же мне неприятеля, поджидая тебя! — И он приказал своему отряду строиться и идти дальше на ночлег; пропустив вперёд отряд Стрешнева, составлявший до этого арьергард, Стародубский повернул к первому большому посёлку, лежавшему вправо от дороги, в лощине меж двумя холмами.

«Пускай идёт себе со своею сотней в Переяславль, скорей доставит татарина, — думал Алексей, следя глазами за отрядом Стрешнева, — я позамешкаюсь, пожалуй, кружится голова…»

Отряд его подходил меж тем к посёлку; на холме в стороне от улиц и изб видны были остатки строений, вероятно усадьбы польского пана, совершенно разорённой; можно было предположить, что усадьбу эту сожгли и разорили сами жители посёлка, потому что их собственные избы стояли целёхоньки; на длинной, просторной улице, около шинка, шумела собравшаяся толпа.