Грегор Самаров - На пороге трона

— В интересах государства? — произнесла императрица. — Это звучит серьёзно... Говорите!

Пассек поклонился в сторону графов Шуваловых и Разумовских и сказал:

— Их сиятельства простят мне, что я буду просить всемилостивейшую государыню выслушать меня наедине...

— Вы имеете право на такую просьбу, — немного удивлённо произнесла Елизавета Петровна. Она поднялась, лёгким кивком головы приветствовала своих сотрапезников и прошла вместе с молодым офицером в расположенный рядом со столовой кабинет, который небольшою приёмною отделялся от огромных парадных зал. — Вот мы и одни, — воскликнула она, — говорите, чего вы желаете... Разве ваша просьба касается столь большого и великого, что доставляет вам заботу относительно её выполнения?

— Совсем не то, — воскликнул Пассек, — напротив, мне не о чем просить для себя, кроме того, чтобы вы, ваше императорское величество, сохранили ко мне своё благоволение и милость и предоставляли мне постоянную возможность пожертвовать жизнью на службе вам. Вы, ваше императорское величество, уже так щедро наградили меня за ту ничтожную службу, которую я мог сослужить вам, что было бы сверх меры требовать большего. То, что я имею передать вашему императорскому величеству, касается тайны, которая случайно была обнаружена мною и о которой необходимо знать и императрице. Но дело идёт о высочайшей после вашего императорского величества особе, и единственной просьбой, которую я намерен высказать, будет то, чтобы вы, ваше императорское величество, защитили меня от всякой неприязни и недоброжелательства, которые могут постичь меня из-за моего сообщения.

— Разве существует неприязнь и недоброжелательство для того, на голове которого покоится защитная рука императрицы? — с метающим искры взором воскликнула Елизавета Петровна. — Говорите! — повелительно добавила она.

— Вашему императорскому величеству, — произнёс Пассек, и его голос задрожал, — известно, что его императорское высочество великий князь содержит в Ораниенбауме отряд голштинцев.

— Да, я знаю, — ответила императрица, сдвигая брови, — я разрешила это... лучше пусть он играет с этими солдатами, чем занимается другим, — вполголоса добавила она.

— Но вот что неизвестно вашему императорскому величеству и едва ли позволительно, — продолжал Пассек. — Посреди голштинского лагеря под вывеской экзерцисгауза находится лютеранская церковь, а лютеранский пастор со своим помощником под видом лесничих живут в охотничьем домике великого князя и совершают каждое воскресенье в той церкви лютеранское богослужение, в котором принимает участие и сам великий князь, наследник трона православной России.

— Не может быть! — воскликнула Елизавета Петровна, подойдя к Пассеку и порывистым движением кладя ему руку на плечо. — Возможно ли это?.. Неужели это — правда? Подобное, святотатство совершается в такой близости от моей резиденции?! Боже мой, если бы об этом проведали мои русские подданные... если бы это стало известно в империи!

— Клянусь вам, ваше императорское величество, — возразил Пассек, поднимая руку кверху, — что всё то, что я сказал — истина. Старого пастора именуют Викманом, и он проживает в охотничьем доме великого князя. Его помощника зовут Бернгардом Вюрцем. У старика есть дочь, — продолжал он, причём ужасное волнение исказило черты его лица, — коротающая время в любовной интрижке с графом Понятовским, который сейчас должен быть представлен вашему императорскому величеству в качестве посланника польского короля.

Императрица стремительными шагами прошла по комнате.

— Следовательно, и это также связано вместе! — воскликнула она. — Какая измена, какое недостойное зло окружают меня! О, мой друг, благодарю вас, — произнесла она, схватывая руку Пассека и пожимая её почти с мужскою силою. — Вы — верный слуга, и разоблачение, которое вы сделали мне, увеличивает ещё мою благодарность вам. Повторяю вам ещё раз: требуйте всего, чего хотите, всё будет исполнено!

— Я не нуждаюсь ни в чём, — возразил Пассек, — и прошу, как я имел честь уже говорить вашему императорскому величеству, лишь о вашем благоволении и милости... Моей единственной просьбой, которую я осмеливаюсь высказать, будет лишь то, чтобы вы, ваше императорское величество, вырвали те ядовитые растения, корни которых развиваются столь близко от ступеней вашего трона.

— Вы увидите это, — воскликнула Елизавета Петровна, — и я надеюсь, что вы останетесь довольны. Останьтесь при мне, пред лицом всего двора я дарую вам сегодня право стоять непосредственно возле меня.

Императрица позвонила и приказала войти своей свите. Тотчас же появились камергеры и статс-дамы. Елизавета Петровна приказала отворить двери приёмной; весь двор столпился у кабинета, в глубине которого стояла государыня, готовая к торжественному приёму.

В кабинет вошли великий князь и великая княгиня, сопровождаемые верховными сановниками. Елизавета Петровна ледяным кивком головы приветствовала своего племянника и затем приказала обер-камергеру ввести графа Бестужева с посланником польского короля. Под любопытными взорами всего двора к её величеству приблизился канцлер; вслед за ним шёл граф Понятовский, взор которого сиял ещё ярче и голова которого поднималась с ещё большей гордостью, чем до тех пор, так как он твёрдою ногою стал здесь перед императрицей в полном блеске и под охраной своего основанного на международном праве положения и чувствовал, что все его враги не могут столкнуть его с этого места. Будучи представлен канцлером и глубоко поклонившись императрице, Понятовский приветствовал несколько менее глубоким поклоном князя и великую княгиню; но всё же при этом взор графа глубоко погрузился в глаза Екатерины Алексеевны, и снова эти глаза встретили его взор восторженным блеском ликования. После короткой приветственной формулы, в которой посол заверил императрицу в неизменном дружелюбии своего всемилостивейшего монарха, Елизавета Петровна коротко и холодно ответила:

— Я рада, граф, что здесь меня приветствует представитель столь отменного государя и столь достойного друга, как мой брат король польский; я уверена, что и все ваши личные желания удовлетворены тем, что выбор его величества пал на вас, чтобы дать вам возможность последовать той притягательной силе, которая влечёт вас к моей резиденции.

Екатерина Алексеевна побледнела при этих словах, произнесённых почти резким тоном. Мгновение она колебалась и, казалось, почти искала опоры. Понятовский также на момент потерял самообладание и лишь с трудом удержал на губах улыбку.

Императрица кивнула ему головой, отпуская его этим знаком, и граф, окинув вопросительно-беспокойным взглядом великую княгиню, прошёл в аванзал в сопровождении Бестужева.