Грегор Самаров - На пороге трона

— Говорите, — живо сказал посланник, — вы знаете, что можете рассчитывать на мою скромность и на желание быть вам полезным.

— Дело идёт о жалком денежном затруднении, которое может причинить мне много хлопот, — сказал граф Бестужев. — Вопрос идёт о десяти тысячах; я должен их заплатить, а достать их не легко.

— Это уже моё дело, это моё дело, — перебил его сэр Уильямс. — Я уверен, что буду действовать только согласно желаниям моего повелителя-короля, если избавлю вас от этой заботы. К тому же я убеждён ещё и в том, что этим не ограничится благодарность его величества в отношении вас.

— Вы — отличный друг, — любезно ответил граф Бестужев. — Однако, — добавил он, — неприятное обстоятельство, о котором я рассказал, доверяя вашей скромности, не терпит проволочки; я не решаюсь признаться в этом императрице, это могло бы быть неприятным ей...

— Ни слова больше, — сказал посланник, — завтра рано утром я буду у вас... Не думайте больше о вашем деле, вопрос решён.

Граф Бестужев кивнул сэру Уильямсу головой, и при этом выражение его лица было так безразлично, словно они только что обменялись самыми незначительными словами. Затем, опираясь на палку, он приблизился к сцене и приложил руку к уху, делая вид, точно неясно слышит слова, произносимые исполнителями.

«Как он слеп! — думал про себя Бестужев, — и как дурно обслуживается английское посольство в Париже, если он считает эту мадемуазель де Бомон за незначительную придворную даму! Правда, и я узнал слишком поздно, кто она, но всё-таки я попробую ещё одно средство, чтобы перессорить между собой соперников и таким образом достигнуть победы. Во всяком случае, — добавил он улыбаясь, — я позаботился о том, чтобы лично для себя использовать эти последние минуты нашего соглашения с Англией».

Представление было окончено, императрица поднялась с места, чтобы идти ужинать; мадемуазель де Бомон должна была сопровождать её, а графу Шувалову было приказано передать актёрам благодарность её величества.

Настроение графа казалось немного тревожным. Он быстро исполнил поручение императрицы и последовал за всем обществом ко дворцу. Сделав несколько шагов, он нагнал государственного канцлера, который, тяжело опираясь на палку, медленно двигался в некотором расстоянии от других. Услышав позади себя быстрые шаги Шувалова, граф Бестужев обернулся с естественным выражением удивления на лице.

— Какая странная случайность, — сказал он, — привела сюда, позади этого весёлого общества, одновременно и цветущую силу юноши, и старческую немощь?

Не то ли творится и в свете, где бессмысленно теснятся вперёд и завистливое честолюбие, и наивное любопытство.

— Прошу ваше высокопревосходительство простить, — сказал обер-камергер с едва скрываемым нетерпением, — но обязанности моей службы не позволяют мне воспользоваться редким случаем и удовольствием побеседовать с вами. Я должен как можно скорей явиться к её величеству.

С любезным поклоном он хотел пройти мимо канцлера, но последний положил руку на его плечо и сказал:

— Быть может, вы не правы, граф Иван Иванович, что не пользуетесь этим случаем. Каждый возраст имеет свои преимущества: быстроногий Ахилл имеет свою силу, престарелый Нестор может дать мудрый совет.

— Мог бы я надеяться на то, — спросил граф Шувалов, — что если бы я принял этот пример на свой счёт, то вы, ваше высокопревосходительство, пожелали бы быть для меня Нестором? Быть может, вы хотели бы дать мне мудрый совет?

— Что вы хотите, мой милый граф? — сказал канцлер почти с детским простодушием, причём медленно подвигался вперёд, всё ещё задерживая молодого графа. — Иногда люди имеют различные взгляды, каждый пытается проводить свои, иначе и быть не может на свете. Вот почему лично всё-таки можно быть друзьями. Я, по крайней мере, никогда не питаю злобы против тех, которые имеют другие политические воззрения. Можно также изменить прежние взгляды, и тогда бывшие противники становятся союзниками.

Граф Шувалов сделался внимательнее и с меньшим нетерпением шёл возле канцлера, всё ещё еле двигавшегося и говорившего в тоне лёгкой беседы.

— Но если вы не думаете, что я в состоянии дать вам хороший совет, то всё же я, быть может, могу рассказать вам тот или другой пикантный анекдот. В весёлых кружках молодёжи это принято. Я знаю это по собственному опыту, так как и я когда-то был молод, правда, много-много времени тому назад.

— Я мало интересуюсь придворными анекдотами, — высокомерно заметил граф, снова делая попытку отделаться от канцлера.

— Но между ними есть очень пикантные, — возразил Бестужев, — а такой старик, как я, сам далёкий от участия в интригах, имеет более зоркий глаз относительно всего происходящего вокруг. Вот, например, эта мадемуазель де Бомон, — продолжал он, — она возбуждает зависть всех дам и приводит в трепет сердца всех кавалеров...

— Ну, и что же? — спросил граф Шувалов. — Что произошло с этой молодой девушкой? Не она ли — действующее лицо в анекдоте, который вы, ваше высокопревосходительство, желали рассказать мне? Если это так, — добавил он строгим тоном, — то я должен предупредить, что она принадлежит к моим друзьям, что я представил француженку её величеству и счастлив той благосклонностью, которую государыня дарит ей и которой она вполне достойна.

— Конечно, конечно, мой милый граф, — ответил канцлер, — я далёк от того, чтобы позволить себе суждение насчёт милостивого благоволения её величества, но всё же, — продолжал он, тихо посмеиваясь, — мой глаз зорок, он видит далеко за пределы этого царства и не допустит обмануть себя никакому документу, никакой ласке.

— О каком документе, о какой ласке говорите вы? — спросил граф Шувалов, которого этот разговор начинал тревожить всё более и более.

— Ах, Господи! — воскликнул граф Бестужев. — Я нахожу, что дамы не правы, завидуя этой мадемуазель де Бомон, точно так же как и кавалеры, преследуя её своими ухаживаниями. Если бы взоры этого молодого общества были так же остры, как мои, то вскоре все поменялись бы ролями. Эта столь интересная личность стала бы завоёвывать сердца дам и возбуждать зависть кавалеров.

— Я не понимаю вас, ваше высокопревосходительство, — сказал граф Шувалов, на самом деле недоумевавший, с какой целью старик задерживает его, и боявшийся какой-нибудь коварной выходки.

— Я вижу, — продолжал граф Бестужев с намеренной медлительностью, — что зоркость моего старческого глаза даёт мне возможность раскрыть вам в высшей степени пикантную и интересную тайну.

— Я не пытаюсь проникнуть в чужие тайны, — сказал граф Шувалов, — точно так же, как и окружать себя тайнами, — гордо добавил он.

— Моя тайна, — засмеялся Бестужев, — невинна, но на самом деле чрезвычайно забавна. Подумайте, мой милый граф, какое выражение приняли бы лица всех этих дам и кавалеров, если бы они могли видеть, что я вижу, если бы они знали, что я знаю, а именно, что эта мадемуазель де Бомон...