Грегор Самаров - На пороге трона

Елизавета Петровна повернулась и, опираясь на руку фрейлины де Бомон, направилась к выходу. Придворные проводили императрицу до её покоев, куда она скрылась со своей фрейлиной. Ошеломлённый граф Шувалов смотрел им вслед, не двигаясь с места.

— Что же вы скажете, граф? — обратился к нему канцлер Бестужев. — Не прав ли я был и не верны ли мои наблюдения?

— Если они и верны, то вы сообщили о них слишком поздно, — ответил граф Шувалов, злобно кусая губы. — Во всяком случае, измена должна быть наказана, — прибавил он, стукнув своей палкой о пол.

Затем, ни с кем не простившись, он ушёл в свои апартаменты.

Канцлер смотрел на Шувалова с хитрой улыбкой.

— Мне кажется, — проговорил он про себя, — что нам придётся вынуть шпаги из ножен; в эту минуту французский король имеет лучшего представителя при русском дворе, чем великобританский. Мы что-то давно не слышали звона его гиней. Но нечего отчаиваться. Когда сабля фельдмаршала Апраксина начнёт рубить, найдутся средства, чтобы сделать её менее острой.

Стараясь не встретиться с представителями других государств, которые, по-видимому, искали канцлера, граф Бестужев вышел через один из боковых выходов и, усевшись в ожидавшую его карету, уехал в Петербург.

Императрица прошла в свою спальню, где камер-юнгферы сняли с неё тяжёлое, шитое золотом, платье и накинули ей на плечи нежную кружевную накидку Они расчесали её волосы и заплели их в косы. Пока Елизавета Петровна совершала свой ночной туалет, фрейлина де Бомон отошла в сторону и перелистывала роман, который должна была потом прочесть государыне.

Наконец императрица отпустила своих камер-юнгфер и села в глубокое кресло, стоявшее недалеко от постели, полускрытой голубым балдахином.

Спускавшаяся с потолка лампа мягким, нежным светом освещала всю комнату. При этом освещении Елизавета Петровна казалась лет на десять моложе, чем в тот яркий солнечный день, когда она страдала при мысли о надвигающейся старости. Её лицо было более оживлённо, чем обыкновенно, полузакрытые кружевами руки потеряли часть своей желтизны, а усталые глаза теперь возбуждённо горели.

— Подойдите сюда, милая! — позвала императрица фрейлину де Бомон, и в тоне её голоса слышалась смесь ласки и недовольства.

Когда молодая девушка подошла к ней с книгой, Елизавета Петровна крепко схватила её за руку и далеко отбросила книгу.

— Что он вам сказал? — спросила она, сжимая руку фрейлины.

— Ничего особенного, ваше величество, — улыбаясь, ответила француженка, — разные комплименты, какие вообще говорят галантные кавалеры своим дамам. Граф Шувалов был со мной очень любезен, как с фрейлиной, которой оказывает особенную милость его государыня. Но все эти комплименты ничего общего не имеют с сердечным влечением; его сердце принадлежит исключительно одной императрице.

— Нет, нет, — быстро возразила Елизавета Петровна, — вы заблуждаетесь сами или хотите меня обмануть. Он любит вас; он не может не любить, если бы я была мужчиной, я тоже влюбилась бы в вас! — прибавила императрица, и её глаза ещё сильнее засверкали.

Она притянула к себе молодую девушку и охватила рукой её плечи.

— О, ваше величество, — воскликнула француженка, стараясь освободиться из объятий государыни, — этого нет и не может быть! И если бы даже граф действительно на время увлёкся мной, это ни к чему не повело бы... это невозможно, совершенно невозможно.

— И не должно быть возможно! — резко заявила Елизавета Петровна. — Я могу ему простить измену, маленькое увлечение, но не вами. Вас он не смеет любить. Вы должны принадлежать мне одной. Поклянитесь мне, что вы никогда не полюбите его, иначе я уничтожу его! — прибавила она с дико блуждающими глазами.

— Клянусь вашему величеству, — серьёзно ответила фрейлина, — что не люблю графа Ивана Шувалова, никогда не полюблю его и не могу любить его.

— Значит, ваше сердце не свободно? — продолжала допрашивать Елизавета Петровна, не выпуская руки девушки. — Вы, может быть, любите кого-нибудь другого? Но я этого тоже не хочу. Вы никого не должны любить, никого, кроме меня. Может быть, это глупо, безумно, но вы будете моей, только моей! — страстно воскликнула она и, притянув фрейлину ближе к себе, горячо поцеловала её в губы.

Молодая девушка вскочила и вся дрожа остановилась пред императрицей.

— Прикажете начать чтение, ваше величество? — спросила она.

— Да, да! — тяжело дыша, ответила Елизавета Петровна. — Начнём читать, это меня рассеет. Только подождите минутку. Вы, вероятно, так же устали, как и я. Снимите это тяжёлое парадное платье и возьмите мой кружевной пеньюар. Вы будете спать у меня на кушетке, я вас не отпущу от себя. Распустите тоже волосы, вам, должно быть, неудобно с этой причёской. Я хотела бы, чтобы вы чувствовали себя совершенно свободно, ведь вы находитесь у своего лучшего друга.

Француженка испуганно отошла, но императрица подскочила к ней и начала собственноручно вытаскивать из её волос цветы и шпильки, украшенные бриллиантами. Молодая девушка сделала быстрое движение в сторону, чтобы уклониться от услуг государыни, но Елизавета Петровна запустила руку в её локоны и вдруг вскрикнула от неожиданности — в её руках очутился парик. Фрейлина де Бомон стояла пред ней с коротко остриженными курчавыми волосами, и всё выражение лица молодой девушки внезапно изменилось: оно приобрело смелый, мужественный отпечаток.

— О, Боже! — воскликнула француженка. — Всё погибло, моя тайна открыта. Вы видите теперь, ваше величество, что я не могу любить графа Шувалова, что не могу дольше оставаться здесь. Позовите стражу и велите арестовать меня за мою дерзость.

Императрица стояла, точно пригвождённая к месту, держа в дрожащих руках всё ещё украшенный цветами парик.

— Что открыто? — спросила она наконец глухим голосом. — Почему вы не можете здесь больше оставаться и что означают эти фальшивые волосы?

Фрейлина де Бомон опустилась на колени пред императрицей и, скрестив на груди руки, произнесла:

— Теперь вы знаете, ваше величество, что я не то, за что вы меня принимали. Я отважился обмануть вас и предстать пред вами в женском платье для блага моей родины, короля, а также и для блага вашего величества, так как ваша слава и сила возрастут, когда вы вступите в союз с Францией и вместе с ней будете предписывать законы всей Европе. Вы видите теперь, что пред вами не женщина, а шевалье де Бомон. Я не мог проникнуть иначе к русской императрице, как переодевшись в женское платье. Ведь вы, ваше величество, отказались принять посланника моего короля. Я знаю, что поступил дерзко, взяв на себя смелость обмануть ваше величество, и достоин самой строгой кары. Казните меня, но пред смертью исполните мою последнюю просьбу: присоедините русское знамя к знамени Франции; эта война доставит столько лавров, что их хватит для украшения обеих корон.