Грегор Самаров - На пороге трона

Француженка произнесла эти слова с улыбкой на устах, но таким искренним и серьёзным тоном, что граф Шувалов печально отступил и, скрестив руки, потупил свой взор.

— Быть может, — сказал он, — чувство слишком глубоко проникло в мою грудь, так как я почти готов был бы пренебречь всеми политическими целями, если бы вы оттолкнули мою дружбу.

Одно мгновение оба молчали. Затем с открытым, приветливым взором, протянув ему руку, молодая девушка сказал:

— Вашей дружбы я не отталкиваю; я знаю, что вы — искренний друг Франции, и этого одного достаточно, чтобы я считала вас также и своим.

— О, благодарю вас, — воскликнул граф, прижимая её руку к своей груди. — Вы делаете меня бесконечно счастливым, вы возвращаете мне надежду...

Мадемуазель де Бомон серьёзно покачала головой.

— Не будем смешивать дружбы с чувствами, которые явились бы невозможностью.

— Невозможностью? — воскликнул граф. — Но почему же? Неужели для вас было бы так немыслимо немного подогреть то чувство дружбы, которое вы питаете ко мне? Я же готов для вас на все; всё, что существует на свете прекрасного и драгоценного, я готов положить к вашим ногам.

— Не кладите ничего к моим ногам, граф, — заметила молодая девушка, снова весело смеясь, — предоставьте нам в благородном союзе достигнуть великой цели: дать возможность Франции и России сообща заставить всю Европу уважать нашу волю.

— А потом? — спросил граф.

— Потом, — вздохнув, произнесла молодая девушка, — нет, всё-таки потом я обращусь к вам с просьбой, с серьёзной, убедительной просьбой. Мне хотелось бы ещё сегодня добиться от вас обещания, что вы без всякого колебания исполните её.

— Даю вам своё слово, — сказал граф. — Всё, что вы потребуете, будет исполнено. В России существует мало вещей, которые можно было бы тщетно требовать от графа Ивана Шувалова.

— Прекрасно, — заметила француженка, — вы дали мне слово, и я напомню вам об этом. А теперь вернёмтесь к остальному обществу; маленькое действие, вероятно, уже кончилось, и наше отсутствие будет замечено.

Она направилась к выходу из беседки и пошла в сторону театра, граф медленно следовал за ней; но едва они сделали несколько шагов по дорожке, ведшей к освещённой площади вокруг открытой сцены, как увидели императрицу, в сопровождении графа Разумовского и ещё нескольких высокопоставленных лиц.

— Ах, граф Иван Иванович! — воскликнула Елизавета Петровна, побледнев и сдвинув брови. — Кажется, вы оставили все заботы о спектакле? А вы, мадемуазель де Бомон, неужели вас так мало интересуют произведения вашего соотечественника?

— Простите, ваше величество, — ответил граф Шувалов, оправившийся от мгновенного замешательства. — Я воспользовался случаем переговорить с мадемуазель де Бомон о том, как нам поступить относительно желательного приезда графа Сен-Жермена в Петербург. Нам обоим хотелось бы, чтобы вы, ваше величество, лично удостоверились в тех чудесных явлениях, которые связывают с именем этого необыкновенного человека. Сегодня ещё я хотел послать курьера, чтобы убедить графа, объявляющего себя современником Александра Великого и Цезаря, предпринять путешествие в Россию.

— Вот что? — произнесла Елизавета Петровна, устремляя недоверчивый взгляд на графа Шувалова и его спутницу. — Я очень благодарна вам за ваши заботы доставить мне интересное знакомство. Надеюсь, что ваши старания увенчаются успехом и знаменитый чародей приедет к нам.

— Я только что ответила графу, — заметила молодая девушка, спокойно выдержав взгляд императрицы, — что граф Сен-Жермен, принадлежавший в прежние времена всем странам, а теперь считающий себя прежде всего хорошим французом, согласится приехать лишь в то государство, которое он будет признавать дружественным Франции.

Императрица снова посмотрела на свою собеседницу испытующим взглядом.

— Мы ещё поговорим об этом, — коротко сказала она, — второе действие сейчас начнётся, не будем заставлять ждать актёров. Я хотела немного посмотреть на освещение в аллеях, — добавила она с горечью, — и нашла более, чем ожидала найти.

Она взяла под руку мадемуазель де Бомон и направилась обратно к театру.

— К чему эта таинственность? — тихо сказала государыня молодой девушке, сильно прижимая её руку. — Если вы только об этом говорили с графом, зачем вам было удаляться в темноту?

— Клянусь вашему величеству, — так же тихо ответила француженка, — что я не хочу иметь никакой тайны от вашего величества...

— Вы не должны ничего скрывать от меня, — резко и горячо сказала государыня, ещё сильнее прижимая руку своей спутницы, — оставайтесь всегда на моей стороне...

Всё общество снова вернулось в театр. Императрица заняла своё место и сделала мадемуазель де Бомон знак сесть возле неё на табурете. Представление началось. Императрица, хотя её лицо выражало ещё некоторую озабоченность, беспрестанно аплодировала исполнителям, остальные зрители усердно и горячо поддерживали её. Сэру Уильямсу удалось приблизиться к государственному канцлеру графу Бестужеву.

— Благодарю ваше превосходительство, — сказал посол, — за увенчавшееся успехом усердие, с которым вы действовали в нашу пользу. Отправка вашего фельдмаршала в армию должна знаменовать собой начало похода против Австрии, а это развяжет руки прусскому государству в отношении Франции.

— Вы это думаете, милорд? — с удивлением спросил граф Бестужев.

— Я в этом убеждён, — ответил посланник. — Решение её величества, очевидно, непоколебимо, иначе, конечно, не произошла бы столь необычайная отправка фельдмаршала в армию только ради слова, брошенного этой маленькой фрейлиной.

— Да? — произнёс граф Бестужев. — Вы хорошо знакомы с мадемуазель де Бомон? Вы знаете, кто она?

— Я знаю, — небрежно ответил посланник, — что она приехала с шевалье Дугласом. Оба рассказали императрице чудеса о графе Сен-Жермене и возбудили желание её величества познакомиться с этим авантюристом, с которым они, конечно, находятся в сношениях, так как он всюду имеет своих тайных агентов и единомышленников, облегчающих ему его фокусы. Тем не менее всё это мало интересует меня в настоящий момент, когда решаются такие важные события. Убедительно прошу ваше превосходительство содействовать скорейшему разрешению вопроса. Будьте уверены, что король — мой повелитель — в высшей мере сумеет оценить вашу поддержку.

Тонкая, насмешливая улыбка скользнула по морщинистому лицу государственного канцлера.

— Мне известно великодушие вашего монарха, — сказал он, — и я знаю, как успешно вы убедили его в моей глубокой преданности. Это почти даёт мне смелость, — продолжал он, причём внезапная мысль вдруг озарила его мозг: — Сознаться вам в одной маленькой заботе, которая тяготит меня и отвлекает моё внимание от важных дел.