Грегор Самаров - На пороге трона

— Всё, что окружает его? — повторила Елизавета Петровна. — Там Нарышкин, твой брат Александр... Возможно ли, что эти голштинские офицеры, вербовку которых я разрешила...

— Это — невинная игрушка, — прервал Шувалов, — это — люди незначительные; но при дворе великого князя в Ораниенбауме находится молодой поляк, граф Станислав Понятовский...

— А, — промолвила Елизавета Петровна, — помню, помню! Этот маленький петиметр [7] Петиметр — молодой щёголь, франт со смешными манерами. ( Примеч. ред.) , который, — с насмешливой улыбкой прибавила она, — ездит верхом с моей племянницей и помогает ей обучать моих кадет французским ариям...

— И который, — докончил граф Шувалов, — в то же время — друг сэра Чарльза Генбюри Уильямса, разделяющий уважение великого князя к прусскому королю и долгое время любовавшийся в Потсдаме на упражнения прусской гвардии. В Париже известен этот польский интриган, отец которого предал Станислава Лещинского; там знают, что он создан как раз для того, чтобы под маской легкомысленного жуира плести политические интриги. Мадемуазель де Бомон писала мне о нём и просила обратить на него внимание вашего величества, так как ей кажется опасным оставлять при великокняжеском дворе на время войны эту личность, которая легко может войти в сношения с врагом.

— Мадемуазель де Бомон писала вам? — воскликнула Елизавета Петровна. — Где это письмо?

— Здесь, — и граф открыл свой портфель и подал императрице бумагу, которая была исписана крупным почерком и на которую канцлер бросил быстрый, проницательный взгляд.

— Правда, — произнесла Елизавета Петровна, пробегая глазами письмо, — мадемуазель де Бомон предостерегает нас против графа Станислава Понятовского. Этого достаточно. Он должен быть удалён. Великий князь с супругой, — насмешливо прибавила она, — должны будут утешиться. Но не надо делать шума; Понятовский — подданный дружественной России державы, и я не хочу, чтобы было употреблено насилие. — Сказав это, она минуту подумала и, обращаясь к канцлеру, продолжала: — Поручаю это вам, граф Алексей Петрович; вы можете посетить мою племянницу. Поговорите с графом лично, и если он в самом деле замешан в какие-либо интриги, то он тем охотнее уедет. Впрочем, предоставляю это дело вашей дипломатической ловкости. Если окажется нужным, пригрозите ему моим гневом.

Граф Бестужев слушал молча, слегка склонив голову; но, несмотря на всё то искусство, с каким он управлял своим лицом, в его взорах мелькало нечто, похожее на насмешку, в то время как он, склонившись пред императрицей, говорил:

— Воля вашего величества будет исполнена; я беру на себя удалить графа Понятовского и уверен, что нам не составит затруднений возместить как князю, так и княгине потерю этого любезного кавалера.

— И вы, граф, живо убедитесь, — сказал Шувалов, — что этот авантюрист далеко не так невинен, как кажется. Ваше величество изволили желать потребовать у графа Разумовского надёжного офицера, которого можно было бы послать в штаб-квартиру фельдмаршала.

— Я тотчас же позову Разумовского, — Елизавета Петровна встала, чтобы закончить совещание, сильно утомившее её.

Бестужев бросил на Шувалова злобный, угрожающий взгляд.

В тот момент, как мужчины собирались откланяться, доложили о прибытии великой княгини Екатерины Алексеевны.

Лицо императрицы выразило удивление.

— Великая княгиня? — произнесла она. — Она приехала сюда, ко мне? Но я не звала её.

— Ваше величество, сегодня как раз день, — заметил граф Шувалов, — в который её императорское высочество приезжает согласно соизволения вашего величества, чтобы повидать своего сына.

— А, — произнесла императрица, — да, я вспоминаю. Я согласилась на то, чтобы она видела ребёнка каждый месяц. Быть может, это не следовало делать, но мать имеет свои права. Стали бы говорить о жестокости и прочем... Да будет так! Но она не должна видеть ребёнка наедине; мальчик должен быть истым русским, цельным, честным русским; он не должен быть осквернён даже дыханием, чуждым России! Я буду присутствовать при свидании. Пригласите её императорское высочество войти сюда, — приказала она лакею, и он открыл половинку двери.

Екатерина Алексеевна быстро подошла к императрице и почтительно, но с выражением сердечной преданности на лице поцеловала руку, холодно поданную ей Елизаветой Петровной. Между тем оба графа церемонно откланялись и вышли.

— Я пришла, — произнесла Екатерина Алексеевна, придав лицу выражение детской почтительности, — чтобы использовать милостивое разрешение вашего величества и повидать сына; я могу лишь глубочайше благодарить ваше величество за ту материнскую заботливость, с какой вы посвящаете свои силы воспитанию маленького Павла; к сожалению, — прибавила она, с видимым усилием подавляя горечь в горле, — к моим радости и благодарности примешивается печаль разлуки с сыном и редких свиданий с ним, но, — быстро прибавила она, видя, что брови императрицы начинают сдвигаться, — я отлично знаю, что так нужно для блага моего сына и что я никогда не могла бы выказать по отношению к моему сыну такие заботы, какими он пользуется у вашего величества. С вашего разрешения я отправлюсь теперь к мальчику и буду наслаждаться разрешённым мне часом счастья... счастья быть матерью.

— Я провожу вас, — сказала Елизавета Петровна. — Я ещё не была у мальчика и должна лично, как делаю ежедневно, убедиться, не упустили ли там чего-либо.

Великая княгиня поклонилась ещё глубже прежнего и опустила голову на грудь, чтобы скрыть выражение горести, выступившее на её лице.

— Кстати, — добавила императрица, останавливаясь на мгновение, — при вашем дворе находится один молодой поляк, граф Понятовский...

Екатерина Алексеевна покраснела и побледнела под испытующим взглядом императрицы, но её лицо выражало полное равнодушие.

— Он — очень элегантный и разговорчивый кавалер, — произнесла она спокойным, ровным голосом. — Отлично понимает музыку и очень полезен мне в устройстве моих небольших концертов, на которые я часто и безуспешно приглашала ваше величество; я не понимаю, — прибавила она с самым естественным удивлением, — каким путём этот незначительный иностранец мог привлечь на себя внимание вашего величества?

— Да, да, знаю, — кивнула императрица, в то время как великая княгиня артистически выносила испытующие взгляды тётки, — я знаю, что этот граф Понятовский полезен вам; у вас немало таланта и вкуса к ломанию комедий, — резко прибавила она, — но... — она на мгновение запнулась, а затем продолжала: Он поддерживает великого князя в известного рода развлечениях, которые не нравятся мне и которые я считаю недостойными наследника моего трона; он курит и пьёт вместе с великим князем и своим обществом затрудняет искоренение этих скверных привычек великого князя.