Алексей Черкасов - Сказания о людях тайги

— Если я найду Имурташку или брата его, Мурташку, все золото будет мое. Надо успеть.

— Боюсь я туда ехать. Маменька с горбуньей живо вцепятся. Еще тогда грозились лишить наследства.

— Пусть попробуют! Ты законная наследница. Мы еще…

Подошли двое казаков.

— Просим, господин офицер, покинуть пристань.

— Что это значит?

— Приказано всех выдворить. Вон есаул Потылицын, можете обратиться к нему. Ежли дозволит…

— Пойдем, Гавря!

При одном упоминании об есауле Дуню прохватывала дрожь…

Синий текучий вечер. Ни звезд, ни луны.

Чарующий вечер в городском саду.

Духовой оркестр играет вальс «Амурские волны».

Нарядная, духмяная публика веселится с небывалым упоением.

Дуня танцевала с поручиком Ухоздвиговым, выгибаясь в его руках, и видела над собой звездную бездну неба.

Никогда еще поручик Ухоздвигов не ощущал в себе такого подъема духа. Дуня ему и в самом деле нравилась. Она такая подвижная, красивая, ну девочка просто. Даже не поверишь, что хлебнула горького на позициях и в прочих мерзостных местах, про которые Гавриил Иннокентьевич хотел бы начисто забыть, да никак не может: сколько рук ласкали вот это ее гибкое и красивое тело!..

Кругом кружатся в вальсе господа офицеры — молоденькие прапоры, пожилые штабсы и капитаны с дамами, барышнями, гимназисточками. Один из офицеров таращился на поручика Ухоздвигова с явно выраженным намерением побить ему морду.

— Уйдем в аллею, — шепнул Дуне Ухоздвигов, трижды перехватив свирепый его взгляд.

— Мне так хорошо, Гавря! Я еще никогда не была так счастлива!..

— Здесь может быть драка. Офицеры вдрызг пьяны.

И, как бы в подтверждение слов поручика, хлопнул выстрел. Кто-то за площадкой заорал во все горло: «Аааа! Аааа!»

Тесня друг друга, публика повалила решетчатую ограду площадки. Ухоздвигова с Дуней волною выкинуло в кусты. Рев, гвалт, визг, выстрелы из пистолетов.

— Боженька! С ума сошли!

Ухоздвигов тащил Дуню в глубь леса. Скорее, скорее! Подальше от пьяной орды. Черт знает, что они могут натворить! Перепуганные горожане что есть духу бежали вон из сада. В воротах образовалась пробка. Жулики-мазурики, пользуясь моментом, чистили карманы, ридикюли, срывали кольца и серьги у дам прямо на глазах очумевшей публики. Некоторые модницы выскакивали на Ново-Базарную площадь, облегченные до последней возможности.

Ухоздвигов с Дуней притихли в зарослях. Пряно пахло помятым смородяжником. Дуня жалась к своему кавалеру, бормоча:

— Мне страшно, Гавря!

Кто-то за кем-то гнался — трещали кусты. «Стой, гад! Стой! Стреляю!» — и выстрелы, выстрелы. Истошно визжали женщины. Орали пьяные офицеры. Послышался конский топот — примчались казаки особого эскадрона. Свистки. Окрики.

— Раааззойдись!

— Убивство! Убивство!

— Пооомооогитеэээ!

— Рааазззооойдись!

Кого-то потчуют плетями. Гонят, гонят прочь из сада. Город объявлен на военном положении — живо, живо по домам!

Подобрали раненых. Очистили аллеи сада. Наступила та благословенная тишина, как это бывало на позициях после жаркого боя. Дуня вспомнила окопы, сколько она натерпелась страха на войне! И теперь была рада-радехонька, что в живых осталась и встретила свой «последний огарышек судьбы» — Гавриила Иннокентьевича Ухоздвигова.

Железные ворота с калиткою были замкнуты. Ухоздвигов нашел сторожа, и тот выпустил их. Шли через площадь, мимо высокого заплота рынка к собору, а потом на Благовещенскую. Возле гостиницы слышались крики пьяных. Дуня сказала, что лучше пройти по Всесвятской, а там темными оградами пробраться во двор гостиницы. Но поручик не послушался: чего особенного, пойдем через парадный!

В ресторане «Метрополь» гремела музыка — гуляли воители Дальчевского. У подъезда гостиницы пьяные офицеры потряхивали хозяина ресторана и гостиницы тучного Дегтярева.

— Предоставь девиц, рыло! — слышался рычащий голос.

— Господа! Господа!

— Или мы разнесем всю твою богадельню в пух-прах.

— Господа! Господа! Откуда взять девиц?

— Пойдем по номерам!

— Господа! У меня проживают семейные. Эти же гостиница, не заведение!

Дуня потянула поручика обратно, но было уже поздно: пьяная рожа нацелилась на нее.

— Друзья! Там вон офицер с индюшкой, — крикнул он своим товарищам, и те пошли им навстречу.

— Гавря, бежим!

— Тихо! Ничего страшного.

Двое офицеров в расстегнутых кителях, пригнув головы, преградили путь.

— С кем имеем честь?

— Поручик Ухоздвигов. Что угодно, господа офицеры?

— Какой части?

— Что угодно, господа?

— Какой части, спрашиваю! Я штабс-капитан Моралев. Ну-с, а вы кто?

— Да чего с ним разговаривать?! Сразу видно, что тыловая крыса!

— Сволочь! Мы за вас лбы подставляем под пули красных. А вы здесь с бабами прохлаждаетесь!

— Господин капитан, не забывайтесь!

— Што-о?! Ты на меня орать, тыловая крыса! Кто ты такой, чтоб орать на капитана Моралева! Да я таких, как ты, в два счета, три секунды!..

И штабс-капитан сунул Ухоздвигову кулаком в нос и губы. Но поручик устоял и одним ударом сбил с ног пьяного штабс-капитана. И тут на него навалились сразу трое. Били кто куда и по чем попало. Дважды поручик слетал с ног. Но Дуня не терялась, кидаясь то на одного, то на другого. Дралась ловко и настырно, царапалась, как рысь, когти ее впивались в чьи-то щеки, в нос и губы. Один из прапоров взвыл:

— Уйди, тварь! Гадина! Уйди!

Но Дуня разошлась не на шутку. Ухватив прапора за ухо, другой рукой хлестала по губам и носу.

Зафыркали кони: примчались патрульные казаки.

— Раааззойдись!

Свистнули плети. Дуню ожгло с плеча до поясницы. Досталось и поручику Ухоздвигову. Офицеры схватились с казаками. А те полосуют их плетями слева направо, присаливая: «Ззарубим, сволочи! Ззарубим!»

— Беги, Гавря!

Отведав плетей, поручик Ухоздвигов вырвался-таки и чесанул в сторону гостиницы, на коне не догонишь. Дуня замешкалась — потеряла сумочку, шарила по земле, а казак нагнулся, схватил ее за воротник:

— Лезь в седло, шлюха! Ну?! Я т-тебе покажу!

— Да вы што?! С ума сошли!

— Лезь, грю, в седло!

Один из офицеров, кажется, штабс-капитан, подоспел на выручку. Ухватил казака за ногу и сдернул с седла. Что было дальше — Дуня не знает: увидела сумочку у себя под ногами, подобрала и бежать в гостиницу.

Ошалелый поручик влетел на второй этаж с быстротою горного козла, раздувая ноздри и не чувствуя, как по лицу из рассеченной щеки и подбородка текла кровь.

В этот момент в коридор вышла соседка из двенадцатого номера, Марина Стромская, в сопровождении своего седеющего брата. С поручиком и Дуней они мало были знакомы, жили замкнуто, ни с кем не общаясь. По своему виду это были весьма интеллигентные и порядочные люди.