Алексей Черкасов - Сказания о людях тайги

Богумилу Борецкому предстоит еще возня с главными совдеповцами губернии: Дубровинским, Вейнбаумом, Яковлевым и инженером Парадовским. По приказу генерала Гайды он должен взять их из тюрьмы и судить военно-полевым судом, будет, конечно, смертный приговор, и большевиков прикончат в эшелоне. Ну, а тела куда захоронить? Как надоела ему эта комедия с судами!..

Нужен паровоз, просто паровоз, на котором кочегарили бы надежные стрелки ефрейтора Яна Елинского, и в топке паровоза сжигать всех замученных и расстрелянных.

Но покуда паровоза нет…

Есть изба стариков! К чему им изба! Да и они сами? Кому нужны старики?..

Стрелок разбудил Прасковью; сам Борецкий не стал пачкать об ее тело руки. Одно прикосновение к этой упрямой волчице вызывало у него брезгливость.

— У вас родился сын, — начал пан Борецкий, вынужденный смотреть на ее обезображенное лицо. Видит ли она его? Понимает ли? — Я поздравляю вас с рождением молоденца. Вы меня слышите?

Тяжелый вздох, никакого ответа.

Борецкий взял кончиками пальцев одеяло, отвернул его: красное личико младенца уткнулось в изуродованную грудь матери: рука с раздавленными пальцами поддерживает младенца. Борецкому неприятно было глядеть на страшную руку, закрыл одеялом.

— Ваш муж Машевски погиб от дикого молчанья, он не думал про ребенка, который вы носила. О, да! Не хотел думать! А вы будете думать?

Ни слова.

— Я вас спрашиваю! — начинал вскипать Борецкий, до чего же эти большевики страшны в своем упрямстве! — Вы меня слышайте?!

— Да-а, — со вздохом ответила Прасковья. — Что вам еще нужно?

— Слушать очень внимательно вопрос, один вопрос! Если вы отвечаете один вопрос — вы будете жить со стариком юда в их избе. Но вы дайте мне слово: не будете принимать участия в подпольной работе большевиков! Слышайте?

Прасковья не верила…

— Слышу.

— Давайте слово?

— Вы… меня… убили… какое слово?

— Живой! Живой будете. Поправляться будете. Сын растить. Машевски сын! Если отвечайте один вопрос!

— Какой… вопрос? — не поняла Прасковья.

— Я хочу знать: кто вороваль секретный документ русская контрразведка?! Кто?! Это важный заданий генераль Гайда!

— Не знаю, — был ответ Прасковьи.

— Врайте! Документы находились в сейфах МВД! Сейфах! Русская контрразведка имела ваш агент. Кто он? Фамилий. Связь, связь!

Прасковья молчала.

— Или называйте фамилии, или — крайний мера! Крайний! Вы меня понимайте? Фамилий, фамилий! Кто он есть такой? Вы и Машевски имели связь с агентом. И вы хорошо знайте его. О, да! Я вас не спрашиваю про дочь Браховича, Селестина. Она. слепой оружие вашего агента. Это мы понимаем! Ваш член комитета каждый имел свое задание. Вы и Машевски занимался организацией банда в тайге.

— Не-ет! — слабо ответила Прасковья, у нее иссякли силы разговаривать. — Не было никакого агента. — Но разве Борецкий мог поверить? Он уверен, что у ЦК партии большевиков всюду агенты. И если генерал Гайда приказал вырвать у арестованных большевиков его имя, Борецкий сделает это во что бы то ни стало. — Не было агента. Не было!

— Ты есть красный тварь! Большевистский волчица! — окончательно потерял терпение пан Борецкий, выхватив из кобуры пистолет. Прасковья смотрела на пистолет снизу вверх, не мигая. — Я давал возможность быть живой с твой поганый сын от Машевски!

— Па-ала-ач!

— Еще один момент будет! Один момент! Или называй фамилий агента, или росстреляю, росстреляю с твоим поганый сын! Считай до три! — И, приставив ствол пистолета ко лбу Прасковьи, подпоручик начал медленно, с паузами отсчитывать: — Один! Другой! Слышайт?! Половина третий! Ну? Ты слышайт?! Три!.

Хлопнул выстрел. У Илии и Лэи дрожь прошла из тела в тело. Илия видел, как дернулись ноги женщины под одеялом, и в тот же момент пискнул ребенок. Может, в предсмертное мгновение Прасковья с силой прижала его к себе, и он заплакал? Подпоручик рывком откинул одеяло — еще выстрел…

Тишина…

Ни писков новорожденного, ни стонов истерзанной….

Старик и старуха, судорожно сцепившись, зашептали молитву, последнюю молитву. Сейчас их застрелит пан Борецкий!..

Яхве! Яхве!

Борецкий медленно повернулся, подошел и уперся в стариков свинцовым взглядом, сама смерть глядела из его широко открытых глаз. Ему тоже нелегко, палачу! Дышит тяжело, с присвистом, словно тянет воз смерти в гору.

— Та-ак!..

Терпко пахло сгоревшим порохом. Замерло черное оружие в руке пана Борецкого. Сейчас оно еще два раза выстрелит…

— Видал, юда, какой смерть большевистска волчица?

Стариков било ознобом…

— Вы помогал бандитам! Опасный преступник, как эта Грушенька и она — мадам Машевски. Но вы не зналь, кому помогали. Я вас помилую. Вы теперь пойдете в, вашу избу. Слышайте! Ваша изба! Стрелки ночевать будут вашей изба. Понимайте? Завтра стрелки тихо хоронят эту бандитку! Вы — молчать! Понимайте? И ваш дочь Селестина молчать! Будет говорить — росстреляю! Росстреляю! Понимайте?!

— Понял! Понял! — кивнул лысой головой Илия.

У него все-таки повернулся язык — не окаменел от страха.

Борецкий больше ничего не сказал, сунул пистолет в кобуру, поддернул шинель, повернулся и вышел из купе.

Щелкнул замок…

Тишина… Тишина во всем вагоне! Ни стонов, ни вздохов.

Только что-то капает, капает…

Лэя тряслась все сильнее и сильнее. Дрожь ее передалась Илии. Они боялись взглянуть на ту полку, но они отчетливо слышали капель. Самую настоящую капель. Как будто что-то растаяло на той полке и капля за каплей стекало вниз. Может, всегда бывает так, когда чья-то жизнь растает? Капает. Капает.

Пан Борецкий, освежившись на воздухе, приказал одному из стрелков вызвать ефрейтора Александра Голоушека, он все сделает как следует, ефрейтор Александр Голоушек!

Было два часа ночи…

Пан Борецкий выпил стакан коньяка, не закусывая, прошелся по пустому штабному вагону, что-то упорно обдумывая. Так и не удалось узнать, кто же агент! И как будто напали на след — арестовали Машевского с его Грушенькой и вот, пожалуйста, провал! Что скажет Гайда? Поручик Брахачек все свалит на Богумила Борецкого. И вылезет в капитаны!.. А вот и Александр Голоушек.

Здоровенный, плечистый — быка утащит! Так и так. Надо отвезти стариков-юдов с дочерью Селестиной и трупами женщины и младенца в их избу. И там сжечь. Ефрейтор Голоушек с двумя отборными стрелками завернул тело большевички Машевской в брезент. А двое стрелков помогут идти старикам с их дочерью Селестиной. В избе они затопят печь. И кончат всех без выстрела — без единого выстрела! Штыками, зубами, как угодно. Затем подожгут избу. И чтоб в роте — ни единого слова! Головой отвечаешь! Приказ ясен? Выполняйте, ефрейтор Голоушек.