Юрий Трусов - Золотые эполеты

— Я тут ничего особенно не совершил, это все матросы, солдаты да казаки верные… Это команды кораблей наших

— Все время под огнем, на самом опасном месте командовали. Это по вашему распоряжению корабли на самые боевые позиции для поражения неприятеля вышли, а вы все под огнем, в самом, можно сказать, аду и не дрогнули. Смотрите, как эполет ваш помят.

— Все это ерунда. Конечно, жаркое дело было, а обязаны все мы ему, адмиралу Михаилу Петровичу Лазареву, это он матросов выучил. Да, все это он. А я что?

Нахимов невозмутимо как бы заглянул в душу Корнилова, как бы давая понять, что разговор на эту тему он считает оконченным.

Едва уловимая улыбка промелькнула на лице Корнилова. «Павел Степанович такой же, как в молодости. Время не властно над ним. Он по-прежнему лишен всякого тщеславия, лишен карьеризма, скромен и лишен всякой зависти. До фанатизма смел и честен. Он как бы не признает, что совершил подвиг, выиграв величайшую морскую битву. Он по-прежнему, как в молодости, любит море, знает его, знает и любит наш Черноморский флот. Он из-за любви своей к морю и флоту жизнью своей пожертвовал. Ни женщине, ни семье, всего себя до конца отдал морю и флоту».

Но Корнилов перевел разговор с Нахимовым на флотские дела. А их после нахимовской победы было невпроворот! В этом ожесточенном сражении пострадали почти все русские корабли. Больше всех, конечно, корабль, которым командовал сам Нахимов. Очень сильные повреждения получили и другие суда — «Три святителя», где были сбиты все мачты и насчитывалось около пятидесяти пробоин. На «Великом князе Константине» не уцелела ни одна мачта и было тридцать пробоин. Лишь линейный корабль «Париж» вышел из сражения без больших повреждений. На нем уцелели все мачты и было всего лишь шестнадцать пробоин.

На всех кораблях служили панихиды по убитым в сражении морякам. Больше всего их было на «Ростиславе». Там взорвался вовремя боя парусиновый мешок, в котором подавали заряды из артиллерийского склада к пушкам, так называемый кокор, полный пороха. Вообще во всей эскадре в Синопской битве погибло тридцать семь человек и двадцать девять выбыло из строя по ранению. Но эти потери русских моряков были намного меньше, чем на турецком флоте. Здесь из 4500 моряков две трети погибло в бою. Около 200 человек было взято в плен вместе с командующим флотом адмиралом Осман-пашой.

Если в русской эскадре ни один корабль не погиб в Синопском сражении, то все корабли турецкого флота (их было шестнадцать), кроме парохода-фрегата «Таифа», бежавшего в самом начале боя, были уничтожены в этом четырехчасовом сражении. Хотя турецкий флот уже перестал существовать, Нахимова очень беспокоила сложившаяся обстановка на Черном море после этой победы. Об этом он сказал Корнилову:

— Я опасаюсь, Владимир Алексеевич, что правители Англии и Франции теперь имеют повод начать против нас войну. Большую войну. Даже без объявления, как это сделали турки, когда они просто напали на нас врасплох, захватили пост Святого Николая, сожгли его и перерезали всех мирных жителей. Чем английские и французские правители отличаются от них? Особенно по части вероломства они ничуть не лучше османов. Они тоже могут, не объявляя войны, ввести свой флот в Черное море и, пользуясь тем, что наши корабли получили повреждения, напасть на нас. Очень даже могут. Поэтому мы должны как можно быстрее починить корабли, привести их в боевую готовность, как можно скорее сняться с якорей и увести флот в Севастополь.

— Я с вами согласен, Павел Степанович! — сказал Корнилов.

И сразу начались большие работы по ремонту пострадавших в бою кораблей. Работали не покладая рук дружно все члены экипажей и парусных кораблей и пароходов-фрегатов. Вскоре после одержанной победы корабли были отремонтированы, и утром 20 ноября эскадра покинула опаленную пожарами Синопскую гавань. За кормой остались еще дымящиеся кварталы города, обугленные, как ребра исполинских китов, шпангоуты выбросившихся на берег турецких кораблей.

Сначала наиболее пострадавшие в бою суда, такие как «Мария», «Три святителя», «Константин» и «Ростислав», вели на буксире пароходы, но когда вышли в открытое море, снова начался шторм. Пришлось отдать буксиры, и все суда пошли своим ходом. 22 ноября корабли-победители благополучно вернулись в Севастополь.

Весть о Синопской победе, последнем большом сражении парусных судов, где использовались впервые уже так называемые бомбические орудия, стала известна во всем мире. Она заставила радостно вздрогнуть сердце каждого патриота. Имя адмирала Нахимова стало с любовью и гордостью произноситься повсюду в Российской империи.

Корнилов, встречаясь с Нахимовым, никогда не показывал ему подлый, интриганский приказ главнокомандующего светлейшего князя Меньшикова. Приказ, в котором накануне знаменитой битвы, Нахимов устранялся от командования флотом и все лавры будущей победы отдавались Корнилову.

Два адмирала по-настоящему любили и уважали друг друга и как справедливо замечает незаслуженно забытый писатель, автор замечательного романа «Севастопольская страда» Сергей Ценский, эти «два вице-адмирала, столпы Черноморского флота — Корнилов и Нахимов, влюбленные в одно и то же искусство, не были соперниками».

Корнилов никогда не показывал и никогда никому не говорил об этом приказе, который хранил у себя. В том числе и Нахимову, потому что оберегал Павла Степановича. Он не хотел ранить его сердце.

Историки утверждают, что возвращение нахимовской эскадры в Севастополь было подвигом, подобным тому, что они совершили в Синопском бою.

Во время перехода Нахимов не покидал командного мостика. Он потом признался, что в этом рейсе за судьбу каждого корабля тревожился не меньше, чем когда эскадра находилась в сражении, под огнем неприятельских пушек. Грозно бились штормовые волны в наскоро залатанные пробоины корабельных корпусов. Боевые суда-ветераны, зарываясь по самую палубу в волны, переваливались на них, скрипя своими изношенными шпангоутами, с трудом шли по курсу, набирая в трюмы ледяную воду. Как в сражении, черноморцы делали все возможное, чтобы в эти беззвездные, бурные ночи удерживать на плаву корабли. И, конечно, кто-кто, а Нахимов, хорошо понимал, что совершается в этом переходе второе чудо. Если поврежденные в бою суда выйдут невредимыми из этого штормового ада, то значит он в самом деле, как говорят, родился в рубашке.

И это второе чудо произошло! Когда, наконец, миновала вторая бурная ночь перехода и неожиданно стих свирепый северный ветер, он облегченно вздохнул. Все корабли просигнализировали, что потерь нет. Вице-адмирал, шатаясь от усталости, добрался до каюты и ненадолго прилег. Затем он снова вышел на командный мостик. Увидев знакомую ломаную линию гористого крымского берега, он перекрестился.