Юрий Трусов - Золотые эполеты

…А в полдень вырисовался на горизонте пароход «Одесса». На нем, обогнав эскадру, успел уже побывать в Севастополе Корнилов. Он возвращался к эскадре, чтобы оказать помощь пострадавшим в бою кораблям. Его, как и Нахимова, несказанно обрадовало то, что линейные корабли, которым наиболее досталось в сражении, «Три святителя», «Императрица Мария» — идут своим ходом, словно в родной дом, в Севастопольскую бухту.

— Теперь, можно сказать, победа свершилась. А то, что это за победа, если бы по дороге домой мы какое-нибудь судно потеряли? — сказал Павел Степанович, как бы подводя итог трудному штормовому плаванию.

Приход эскадры на севастопольский рейд, вид кораблей со следами недавнего сражения взбудоражил всех жителей города. Тут уже хорошо знали о победе, одержанной в Синопской бухте. Жители пересчитывали знакомые боевые корабли, которые одержали победу и над неприятелем, и над бурным морем и невредимыми вернулись домой! Собравшиеся толпы на набережной приветствовали победителей.

От Графской пристани отошел, разбивая волны веслами, белоснежный катер с главнокомандующим, с сиятельным князем Меньшиковым. Катер прямехонько направился к линейному кораблю «Великий князь Константин», где на шканцах стоял Нахимов, окруженный офицерами, а на палубе длинными шеренгами выстролись матросы. Гребцы катера по команде светлейшего высоко подняли весла, салютуя адмиралу-победителю.

Казалось, сам главнокомандующий, светлейший князь Меньшиков, и впрямь готов отдать дань уважения Нахимову, который, борясь с осенними штормами в открытом море, все же сумел уничтожить неприятельский флот в самых трудных условиях. Но предсказать коварство светлейшего было невозможно. Он все хорошо продумал. У него в груди кипело с трудом сдерживаемое бешенство против победившего адмирала. Изобразив на своем лице недовольную гримасу, он в полной парадной форме, украшенной орденами, быстро поднялся на палубу линейного корабля. Всем казалось, сейчас он будет от души всех приветствовать. Но… Прежде чем подойти к Нахимову, князь неожиданно приказал поднять черный карантинный флаг. Зачем этот флаг? К чему?.. Но светлейший все продумал — ведь на корабле есть пленные турки. Тут находится пленный турецкий адмирал Осман-паша и его два офицера. Ведь у них могла быть, как потом объяснял светлейший, какая-нибудь азиатская болезнь, ну, например холера или чума…

И вот светлейший с самой любезной улыбкой направился к Нахимову, выслушал его рапорт и поздравил с победой. Затем поздравил также офицеров и матросов корабля. Заученным, театральным жестом подал руку Нахимову, постоял несколько мгновений и вдруг, резко повернувшись, пошел на свой катер.

— Ваше сиятельство! — обратился дрогнувшим голосом к нему Нахимов. — Этот флаг, что вы подняли, означает, что мы все же в карантине.

— Конечно, вы все вернулись из азиатской страны, где разные там эпидемии. И, разумеется, никто из вас не может сейчас сойти на берег, в том числе и вы, — усмехнулся в седые усы князь.

— И долго нам быть в карантине?

— Гм… Когда он кончится, я непременно извещу вас, — надменно посмотрел на него главнокомандующий. Он тут же распорядился на всех боевых судах эскадры-победительницы поднять черные, словно траурные, карантинные флаги.

…А на берегу росли и росли толпы желающих встретиться с возвратившимися победителями. Снаряжены были лодки, шлюпки, где сидели с букетами и гирляндами цветов женщины и дети. Встреча обещала быть радостной, торжественной. На набережных экипажи судов приветствовали криками «ура», махали флагами, букетами цветов, фуражками, платками. Но праздник был омрачен черными флагами карантина.

И напрасно сановного самодура пытался переубедить Корнилов. Возвратясь на «Одессе» в Севастополь, он подробно доложил ему о подвиге, который совершили черноморцы под командой Нахимова, разгромив турецкий флот.

— Эта победа гораздо значительней и грандиозней тех, которые одерживал российский флот когда-либо, — пытался он втолковать главнокомандующему. — Это вершина флотоводческого искусства и героизма!..

— Но ведь пострадал сам Синоп!

— Да, пострадал. Но Павел Степанович сделал все от него зависящее, чтобы в этом городе не было пожаров.

— Но тем не менее он сгорел, черт его побери!

— Да, к сожалению, почти наполовину. Но это произошло потому, что ветер дул с моря и нес на город горящие обломки пылающих турецких кораблей. Сами турки виноваты в пожаре. Они слишком близко подвели свои боевые суда к набережным и кварталам.

— Согласен… Но англичан и французов это совсем не будет интересовать. Им нужен лишь предлог, чтобы объявить нам войну. Пожар Синопа — для них отличный предлог. И для лорда Пальмерстона [35] 1 Лорд Пальмерстон — премьер-министр Великобритании. , и для Луи Наполеона [36] 2 Луи Наполеон III — император Франции. . Они не преминут таким предлогом воспользоваться. Послушайте, какие воинственные вопли против нас подняла их лживая пресса. Вот, почитайтека, как они натравливают против нас народы. — Князь подошел к столику, где лежала толстая подборка иностранных газет. Он протянул ее Корнилову. — Вот, возьмите-ка и прочитайте.

— Позволю заметить, ваша светлость, что еще до Синопского сражения и вы, и я не сомневались в том, что англичане и французы привели в Босфор свои военные армады совсем не для прогулки, а для того, чтобы воевать. И воевать с нами. И если бы не было этой битвы, они все равно не отказались бы от своих намерений. И еще хочу заметить, что если бы Нахимов не уничтожил турецкий флот, нам пришлось бы воевать с ними намного труднее. А теперь нам будет легче с ними справиться…

Корнилов нанес своими словами светлейшему удар, как говорится, не в лоб, а в глаз. Ведь это он, князь, по поручению самого царя, вел переговоры с правительствами Турции, Франции и Англии, но, как и другие дипломаты русского царя, их бездарно провалил. Он был виновен в конфликте с этими державами. Но князь Меньшиков никак не ожидал такой смелости от своего подчиненного, он даже покраснел от неожиданности. Однако возразить светлейшему Корнилову, по существу, было нечего. Он раздраженно лишь подернул плечом и, чтобы выйти как-то из неловкого положения, в которое попал, счел за самое подходящее упрекнуть Корнилова:

— Но почему вы, Владимир Алексеевич, все же дозволили Нахимову командовать сражением? Вы нарушили мое распоряжение! Ведь эту миссию я поручил вам?! Вы, по-моему, даже не изволили известить Нахимова об этом…

— Я прибыл в Синоп, когда битва уже началась.

— Все равно, надо было взять командование в свои руки. Честь победы тогда принадлежала бы вам, — сказал князь и упрямо нахмурил брови.