Леонид Бляхер - Хроники Герода (Перечитывая Флавия)

Александра легла в гроб, крышка закрылась и она почувствовала, как слуги подняли и понесли ее. Это было мучительно. Несмотря на мягкую перину, устилавшую днище, и осторожность носильщиков, было тесно, ребра конструкции впивались в тело, тряска была ужасной. Наконец, она ощутила, что граб стоит на платформе. Уф, из дворца выбрались. Подвода тронулась. Александра никогда и не думала, что подводы так трясет. Каждый камень на дороге, каждый бугор вызывали ужасную качку. Ее тело буквально разрывало на части. Через какое-то время повозка остановилась. Наверное, ворота. Александра затаила дыхание. Раздались какие-то голоса. Неужели попалась?! Это смерть! Нет. Слава Единому, повозка тронулась дальше. Как же тяжело. Как болело и страдало ее тело, как мучилась душа. Все это длилось и длилось. Казалось, что теперь вся ее оставшаяся жизнь пройдет в этом страшном коробе. Порой ей казалось, что она уже умерла. Но все когда-нибудь кончается, как говорил царь Шломо. Ее снова подняли на руки, понесли. Крышка гроба откинулась…. И Александра оказалась в собственных покоях, заполненных слугами и придворными. Здесь же стоял советник проклятого царя.

Вне себя от страха и ярости она вскочила на ноги, но тут же упала. Ноги не слушались.

- Мне сказали, что почтенная Александра решила совершить путешествие! – издевательски поблескивая взглядом, проговорил огромный рыжий наемник из новых советчиков – Это замечательное желание нельзя было не поддержать.

Слуги и придворные застыли, глядя на мать царицы в более, чем странном наряде. Александра чувствовала, что выглядит жалкой и беспомощной. Это бесило больше всего. Она смогла встать, окинуть всех присутствующих ненавидящим взглядом и скрыться в спальне. Там она упала на кровать и долго рыдала. Она отомстит за все! И за эту «шутку» тоже! Нет прощения этому чудовищу! Месть! Месть! Придет ее время!

А время бежало все быстрее и быстрее. На западе ощутимо собирались тучи. Октавиан, укрепившись в Италии, расправившись с младшим Помпеем, распространял свое влияние на все большие территории. Даже в провинциях, которые контролировал Антоний, все большее число жителей, особенно римских граждан, отзывались о нем с симпатией и приязнью. Эта симпатий тем быстрее распространялась, чем сильнее разгоралась ненависть к Клеопатре. Становилось все более понятным, что столкновения не избежать. Октавиан и Антоний начали собирать войска.

Герод отбыл в Александрию. По иронии судьбы, в те же часы, когда планировала свой отъезд Александра. Он уже не чувствовал себя другом Антония, но испытывал к нему благодарность. Двенадцать тысяч воинов, собранных по его приказу, готовы были влиться в войско Антония. Но Антоний, а может и Клеопатра, решил иначе.

- Войск у меня уже хватает. С союзниками выходит тысяч сто. Открутим Октавиану упрямую голову, как шкодливому щенку. Ты пока дома разберись, с соседями своими. Они уже совсем Клеопатру одолели. Захватили те земли, что я ей пожаловал. Вот это будет услуга. Да, и денег подбрось. Я же знаю, что у тебя есть за пазухой.

На том и расстались. Герод должен был начать войну с кочевниками, пока Антоний выясняет отношения с Октавианом. При всем том, что это была нужная самому Героду, более чем Клеопатре, война, начинать ее он планировал гораздо позже. Крепости защищали границы его страны. Здесь же, вокруг Антония он чувствовал измену. Если бы все происходило четыре-пять лет назад, он упал бы на колени перед триумвиром, выплакал, вымолил бы право расправиться с его врагами, быть рядом в роковой час. Но разговор в Антиохии и последующие события оттолкнули Герода. Пусть решает судьба. Он выполнит свой долг, но не более.

С этими настроениями он возвращался в Ерушалаим. Лето заканчивалось, наступала пора сбор плодов. Базары и площади ломились от торговцев и покупателей, кричали зазывалы. По дорогам шли и шли караваны. Всевышний, как прекрасна земля, как прекрасен мир! Почему люди не могут мирно договориться друг с другом?!

Приближался праздник Искупления. Ритуалы Первосвященника в этот день будет исполнять Аристобул, любимый брат Марьямны. Это волновало всех. Даже Герод, поглощенный своими невеселыми мыслями, постарался думать о мальчике и его исполняемом им Великом таинстве. Ерушалаимцы любили Аристобула, с восторгом смотрели, как он возносит молитвы, слушали, как звучит его голос. Все прошло, как обычно, замечательно. Народ радовался миру, довольству, милости Всевышнего к Иудее. Лишь Герод видел темную тень, все ниже нависающую над ним, его домом, его городом.

Аристобул сегодня сразу ощутил нечто особое, непохожее на то, что обычно ощущал перед исполнением важнейших обрядов. Он вдруг почувствовал, что грань, отделяющая видимый мир от мира горнего, итак предельно тонкая над Святым городом, стала почти неосязаемой. Он почти осязал волны горнего мира, заливающие его тело, омывающие его душу. Это было так странно, так необычно.

Он поднялся с постели, омыл лицо, поблагодарил Всевышнего за день, который он дарует миру, народу и ему, Первосвященнику народа. Утро только начиналось, лучи солнца неуверенной походкой прошлись по верхушке стены, отделяющей верхний город, скользнули по улицам и дворцам, осветили башню Фасаэля, воздвигнутую Геродом. Прохладный ветер приятно освежал лицо, чуть развевал облачение. Все было, как всегда. И как-то иначе. Аристобул почувствовал, как грудь сдавило от невероятной нежности к этому миру, миру города и людей, миру, сотворенному Всевышним с любовью.

Он шел к Храму, произнося слова молитвы, молитвы Славы Его, Силы Его. Через садовые ворота, через малый двор, куда доступ имеют лишь наиболее посвященные учителя. Поначалу ему льстило, что он имеет доступ даже в Святая Святых. Он один. Несколько первых дней после посвящения. Потом пришло другое. Пришло понимание себя и места. Некогда проклинаемый всем народом Иудеи Гней Помпей, штурмом взявший город Ерушалаим, вошел в Святая Святых. Он хотел посмотреть на «грозного бога Иудеев». И был ошарашен тем, что в самом сакральном помещении народа, самом высшем месте этого мира… ничего не было. Он вышел исполненный презрения к «дикарям, которые молятся пустоте». Римлянин не понимал и не понял, что Он не имеет и не может иметь земной, зримой формы, ибо Он больше, чем мир людей. Все царства этого мира, все огромные города и бескрайние моря, все горы, уходящие в поднебесье, пустыни, края которых теряются за горизонтом. Все они – только малая часть Его бесконечной сущности. Обетованная же земля не тем хороша, что обильна, а тем, что ближе всего из земель этого мира стоит к Нему. Святая Святых даже в этом городе – совсем особое место. Не только тем, что в Первом Храме там находился Ковчег Завета, но тем, что там пребывает постоянно Дух Его. Только там ты, ничтожная песчинка бытия, встречаешься с бесконечностью Его, где нет времени и места, где нет прошлого и будущего, но лишь Он.